Теперь второй вопрос: «Жива ли еще Памина?» Музыка превращает незамысловатые слова в вопрос вопросов: жива ил Любовь? Существует ли Любовь? Ответ нерешителен, но дает надежду благодаря странному делению имени: «Па-ми-на еще жива!» Здесь речь уже идет не об имени привлекательной женщины, это слово — символ любви: Па-ми-на еще жива! Любовь есть. В человеческом мире существует любовь!

В «Часе волка» камера панорамирует на демонов, полу­чивших благодаря власти музыки несколько мгновений отды­ха, и останавливается на лице Лив Ульман. Двойное объясне­ние в любви, нежное, но безнадежное.

Спустя несколько лет я предложил Шведскому радио по­ставить «Волшебную флейту». Предложение было восприня­то с сомнением и растерянностью. Если бы не властное вмеша­тельство и энтузиазм Магнуса Энхёрнинга, фильм никогда бы не появился на свет.

* Памина еще жива (нем.).

192

За свою профессиональную жизнь я сделал очень немного музыкально-драматических постановок. По весьма досадной причине: моя любовь к музыке практически безответна. Я страдаю полнейшей неспособностью запомнить или воспроиз­вести мелодию. Узнаю мгновенно, но с трудом вспоминаю от­куда и не могу ни напеть ее, ни просвистеть. Для меня выучить более или менее наизусть музыкальное произведение — точно гору свернуть. День за днем сижу я с магнитофоном и парти­турой — иногда эта неспособность парализует меня, иногда ка­жется нелепой.

В этой ожесточенной борьбе есть, быть может, один поло­жительный момент — я вынужден до бесконечности просижи­вать над произведением и потому успеваю основательно вслу­шаться в каждый такт, каждый удар пульса, каждый миг.

Мое творение рождается из музыки. Я не способен идти другим путем, мешает этот мой физический недостаток.

Кэби Ларетеи любила театр, я любил музыку. Своим бра­ком мы взаимно разрушили эту наивную и спонтанно-эмоци­ональную любовь. На одном концерте я повернулся к Кэби, преисполненный счастья сопереживания, она скептически взглянула на меня: «Неужели тебе это действительно понра­вилось?» В театре происходила та же чертовщина — ей нрави­лось, мне нет, или наоборот.

Теперь, став просто хорошими друзьями, мы вернулись к своим дилетантским оценкам. Однако не буду отрицать, что за годы жизни с Кэби я приобрел немалые познания в области музыки.

Особенно неизгладимое впечатление произвела на меня учительница Кэби (у всех музыкантов есть учительницы) — своей педагогической гениальностью и удивительной судьбой.

* * *

Андреа Корелли происходила из состоятельной аристо­кратической туринской семьи, воспитывалась, по обычаю того времени, в монастырском пансионате и, получив основатель­ное классическое и языковое образование, поступила в Рим­скую музыкальную академию, где считалась многообещающей пианисткой. Андреа была привязана к семье, глубоко религи­озна и жила под надежной защитой условностей итальянской крупной буржуазии.