610
Жиль Делё'з
Кино-2. Образ-время
611
либо народом из
прошлого или грядущего: мы видели, в силу какого парадокса
такое кино было названо «киноправдой», тогда как фактически оно поставило под сомнение все модели истинного; и существует два наложенных друг на друга становления, ибо и автор, и его персонаж делаются другими (как у Перро, воспринимающего такого персонажа как «заступника», или же у Руша, стремящегося стать негром, тогда как негр, его персонаж, хочет стать белым, но иным, несимметричным способом). Возможно, здесь вопрос о становлении и внутреннем изменении автора, о его становлении другим ставится
наиболее остро (так было уже у Уэллса). Зачастую же происходит третье: персонажи сами по себе «стушевываются», а автор исчезает: остаются лишь повадки тела, телесные
позы, которые формируют серии, — и гестус связывает эти элементы как
предел. Это кинематограф тела, порвавший с
сенсомоторной схемой в тем большей
степени, что действие оказалось заменено в нем позой, а предполагаемая
истинной сенсомоторная цепь — творящим легенду или фантазирующим гестусом. Наконец, бывают случаи, когда серии,
их пределы и преобразования, а также степени их потенциальности, могут касаться каких угодно отношений в
образе: персонажей, состояний
персонажа, позиций режиссера, телесных поз, но также и цвета, эстетических жанров, психологических способностей,
политической власти, логических или же метафизических категорий. Всякая последовательность образов
формирует некую серию в той мере, в
какой она тяготеет к категории, в которой отражается, причем переход от одной категории к другой обусловливает изменение
потенции. Эти простейшие вещи обычно говорят о музыке Булеза, но их можно сказать и о кинематографе Годара: где все выстроено
в серии, там установлен обобщенный сериализм. Можно даже назвать категорией все, что выступает в функции предела между двумя сериями, отгороженными с обеих сторон, и
тогда «до» и «после» будут составлять две грани предела (персонаж,
гестус, слово, цвет могут стать категорией
или жанром с того момента, как они начнут отвечать условиям рефлексии).
Если организация серий, как правило, происходит в горизонтальном порядке, как в
фильме «Спасайся, кто может», где в серии выстраиваются воображаемое, страх, торговля
и музыка, то может случиться так, что предел или категория, в которых серия отражается, сами сформируют иную серию высшего порядка, а стало быть, надстроенную над
первой: таковы категория живописи в «Страсти»
или же музыки в «Имени: Кармен». Тут мы имеем дело с вертикальной конструкцией серий, тяготеющей к
сосуществованию или одновременности, а тем самым — к объединению с одной из двух разновидностей
хроносигнумов.
