188

кать рот ни в чьем присутствии, кроме дипло­мированного ортодонта! Как вам только в голо­ву взбрело! Прочь!» И с этими словами она в рыданьях выбежала из кабинета. Тео! Я хочу умереть! Я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне хочется расквасить эту физиономию! Рас­квасить! Надеюсь, ты здоров.

Винсент

Дорогой Тео!

Да, это правда. Ухо в витрине лавки братьев Флейшман — мое. Наверное, я совершил глу­пость, но мне очень хотелось сделать подарок Клер в день рождения, а все магазины были закрыты по случаю воскресенья. Вот так. Под­час мне кажется, что надо было послушать отца и стать художником. Конечно, эта профессия не столь увлекательна, как лечение зубов, но она, по крайней мере, гарантирует размеренный образ жизни.

Винсент

Каддиш о недостойном Вайнштейне

Вайнштейн лежал под покрывалом, в глубоком оцепенении уставясь глазами в потолок. За окнами ветер гнал по тротуару мягкие волны сырого воздуха. Шум машин таял в тумане, и в довершение ко всему тлела кровать. По­смотрите на меня, думал Вайнштейн. Пятьдесят лет. Полвека. На следующий год будет 51. По­том 52. Эдак размышляя, он довел возраст до 55. Как мал оставшийся мне срок, думал он, как много надо свершить. Вот, к примеру, дав­няя мечта научиться водить машину. Эдельман, приятель, с которым они, бывало, мальчишка­ми играли во дворе, выучился этому еще сту­дентом в Сорбонне. Он замечательно управлял­ся с машиной и самостоятельно объехал множе­ство мест. А Вайнштейн несколько раз пытался порулить отцовским «чеви», но так и не сдви­нулся с тротуара.

А какие надежды подавал он ребенком! Вундеркинд, да и только. Например, когда ка-

190

кие-то вандалы, ворвавшись в библиотеку, пе­ревели на французский язык поэмы Т. С. Элио­та, Вайнштейн в свои 12 лет взял и перевел их обратно на английский. Мало того, что его IQ и так изолировал его от общества, он еще терпел несправедливые преследования за веру, и более всего от собственных родителей. Вот же, сами правоверные евреи, а не могли смириться с тем, что их сын еврей. «Как так случилось?» — в изумлении вопрошал отец. «А ведь семитская у меня внешность»,— каждое утро думал Вайн­штейн, глядя на себя в зеркало во время бритья. А его таки несколько раз принимали за Роберта Рэдфорда*, правда, каждый раз оказывалось, что это были слепцы. А вот еще один школьный приятель, Фейнгласс. Профсоюзная крыса, про­брался в ряды рабочих, чтобы шпионить. Потом обратился в марксизм. Стал коммунистическим агитатором. Разочаровавшись в партийном дви­жении, отправился в Голливуд, озвучивает зна­менитую мультипликационную мышь. Ирония судьбы.

Вайнштейн тоже поиграл в коммуниста. Чтобы произвести впечатление на одну продав­щицу из универмага «Рутджерс», он отправился в Москву и вступил в Красную Армию. А когда пригласил ее на второе свидание, оказалось, его