Пу учтиво здоровается: «Добрый
день, дядя Эрикссон». Дядя Эрикссон на мгновение отрывает взгляд от черной
книги, булькает трубка, выпуская небольшое облачко: «Добрый день, молодой
господин Бергман». Пу забирается на один из высоких
трехногих табуретов рядом с телеграфом. — Папа приезжает
четырехчасовым. — Вот как. — Я буду его встречать. Мама и
Май придут попозже. Май нужно забрать какой-то груз. — Понятно. — Папа был в Стокгольме, читал
проповедь королю и королеве. — Шикарно. — А потом его пригласили на
обед. — Король? — Ага, король. Папа хорошо знаком
с королем и королевой. Особенно с королевой. Он дает ей разные добрые
советы и все такое. 261 — Это здорово. — Без папы король с королевой,
наверное, и не справились бы. Наступает долгая пауза, Пу
думает. Дядя Эрикссон разжигает угасающую трубку. В солнечном зайчике на
оконном стекле жужжит умирающая муха. Жирный пятнистый кот встает и, мурлыча,
потягивается. Потом делает несколько неуверенных шагов по заваленному
подоконнику и укладывается на «Шведские коммуникации». Пу прищуривает
глаза. Над рельсами и высокими березами разлит белый солнечный свет. На дальнем
запасном пути спит маневровый паровозик, прицепленный к вагонам с
древесиной. — По-моему, королева влюблена в
папу. — Вот как, ну и ну, вот это
да. В голосе дяди Эрикссона не
слышится особого восхищения, кроме того, он занят накладными, количество не
сходится, он пересчитывает их заново, складывая в две стопки:
пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать. Из зала ожидания стучат
в окошко. Дядя Эрикссон кладет трубку на тяжелую пепельницу, поднимается,
открывает стеклянное окошко и говорит: «Добрый, добрый. Значит, сегодня аж до
Ретвика? Ага, а завтра до Орсы? Так, так. Стало быть, два семьдесят пять.
Спасибо и пожалуйста». По белой от солнца песчаной
площадке неспешным шагом идут мать, Май и брат Даг. На матери светлое летнее
платье с широким поясом вокруг тонкой талии. На голове желтая шляпа с
большими полями. Мать красива, как всегда, вообще-то она красивее всех, красивее
Девы Марии и Лилиан Гиш. Май — в застиранном коротком платьице в голубую клетку.
На ногах черные чулки и высокие черные пыльные ботинки. Даг, который на четыре
года старше брата, одет почти как Пу, с той разницей, что у него из-под шорт
трусы не торчат. Мать вроде чем-то раздражена, она обращается к Дагу, хмуря лоб
и улыбаясь одновременно. Даг мотает головой, оглядывается, замечает в окне Пу и
указывает на него. «Ага, вот ты где, ну разумеется», говорит мать немного
сердито — но это как в кино, приходится догадываться, что люди говорят. Она
делает знак Пу немедленно выйти. «До свидания, дядя Эрикссон». |