И любопытно, что Балаш отказывает прочим крупным планам в том, что он отводит лицу: рука, другая часть тела или какой-либо предмет, по его мнению, бесповоротно остаются в пространстве, а следовательно, могут образовать крупные планы лишь как частичные объекты. Это означает одновременное недопонимание и устойчивости крупного плана, не зависящей от его вариаций, и силы любой выразитель-
1 Ср. Sternberg, «Souvenirs d'un montreur des ombres», ch.
XII, где
Штернберг излагает собственную теорию света. В «Cahiers du cinema» (no. 63, octobre 1956) более полный вариант этого текста опубликован под гетевским заголовком «Больше
света!» (Plus de lumiere).
' В а
3 E ise nst e i n, «Film Form», p. 241-242. С другой
стороны, Эйзенштейн показывает, что
выходящее за рамки пространства и времени не следует считать «надисто-рическим»:
ср.: «Неравнодушная природа». — Собр. соч., т. 3.
154
Жиль Делёз
Кино-1.
Образ-движение
155
ной точки зрения. Прежде всего, крупные планы лиц весьма разнообразны: они бывают то контурными, то «штриховыми», то одного лица, то множества лиц, то последовательными, то одновременными. При глубином строении кадра они могут иметькакой-либо фон. Но во всех обстоятельствах крупный план сохраняет одно и то же свойство: вырывать образ из его пространственно-временных координат, чтобы подчеркивать чистый и выразительный аффект. Даже место, все еще
присутствующее на фоне, утрачивает свои координаты и становится «каким угодно» пространством (возражение Эйзенштейна действует до этих пределов). Любая
черта фациальности представляет собой полный крупный план не в меньшей степени, нежели все лицо. Она является всего лишь «иным полюсом» лица, и всякая черта выражает
интенсивность в такой же степени, в какой все лицо - качество. И
выходит, что вовсе не следует различать
крупные планы и очень крупные планы, или монтажные вставки, показывающие лишь часть лица. Зачастую также нет необходимости отличать сближенные планы
американского типа от планов крупных.
Да и почему части тела, скажем, подбородок, желудок или живот, нужно считать более частичными, более
пространственно-временными и менее выразительными, нежели напряженные черты
лица или задумчивое лицо как целое?
Да взять хотя бы толстых кулаков из «Генеральной линии» Эйзенштейна!
И разве вещи не бывают выразительными?
Ведь у вещей тоже случаются аффекты. «Разрезание», «отсекание» или, скорее, «пронзание», происшедшее с ножом
Джека Потрошителя, является аффектом не в меньшей степени, нежели испуг,
искажающий черты его лица, и
покорность судьбе, которую в конце концов все его лицо выражает. Стоики доказали, что вещи как
таковые могут быть носителями
идеальных событий, не вполне точно совпадающих с их свойствами, действиями и реакциями: таково резание
ножом...
