Близится к концу вторая глава этой
книжки. Я поклялся не теоретизировать и писать только о конкретных людях и их
фильмах. Но сейчас я немного согрешу. "Проклятые поэты" назывались у
меня сначала "молодыми безумцами", и меня не смущало, что иным из них
за 60, а кому-то — как Кеннету Энгеру — уже под 70. Маргиналы не имеют
возраста. И не подчиняются ни судьбе поколения, ни другим общим законам. Мои
дальнейшие рассуждения — не об этих особенных людях, а о том фоне, на котором
их особенность ярче высвечивается. 60-е годы — не только в советской
традиции — принято противопоставлять 70-м и 80-м. Десятилетие идеализма, Битлз,
ЛСД и сексуальной свободы резко граничит с эпохой нового консерватизма, яппи,
виртуальной реальности и СП И Да. Контраст запечатлен и на кинопленке: доверие
к жизни и свобода индивидуального самовыражения сменились агрессией
тиражированных имиджей, маньеристской мутацией классических жанров. 60-е годы
знаменуют расцвет модернизма, который на рубеже следующего десятилетия стал
чахнуть и вскоре обзавелся приставкой "пост", от которой так и не
смог избавиться до конца столетия. Можно ли считать это перерождение чем-то
неожиданным? Вряд ли. Ведь во многом повторилась ситуация перехода от 20-х к
30-м годам. За треть века с момента своего возникновения экранное искусство
стремительно прошло зачаточную примитивно-архаичную стадию, чтобы уже к
середине 20-х гордиться своей классикой. Многочисленные рейтинги самых важных
фильмов всех времен и народов до сих пор пестрят немыми шедеврами ушедшей
эпохи. Чем же объяснить, что она так быстро, можно сказать, внезапно кончилась? Чисто техническое объяснение состоит в
том, что кинематограф стал звуковым. Но даже если бы Великий Немой не
заговорил, он не смог бы оставаться столь же великим, внутренне не меняясь. Так
случилось, что школу авангарда молодое экранное искусство прошло почти одновременно
с другими — старшими на тысячелетия. И к концу 20-х годов стало ясно, что равно
в литературе, в живописи и в кино энергия авангарда исчерпана, что он больше не
способен будировать общество. "Восстание масс" состоялось, и его
результатом стала не просто 'демократизация искусства", но унификация его
жанровых канонов, против которой тщетно боролся тот же самый авангард.
Достаточно сравнить советский киноканон 30— 40-х годов с голливудским того же
времени и, с другой стороны, с искусством третьего рейха, чтобы увидеть, сколь
много общего в культструктурах разных идеологических систем в пору их
максимального противостояния. Точно так же соотносятся 70-е годы с
60-ми — с той разницей, что техника кино претерпела не революцию, а эволюцию:
более многомерным стал цвет, объемным и электронным — звук. Попытка революции,
правда, была предпринята, но она потерпела сокрушительное поражение. Годар
остался последним бунтарем, стремившимся революционизировать язык кино на
основе некой выморочной идеологии, В результате уже в конце 60-х он смотрелся
реликтовой фигурой. |