Настоящий Блие начинается лет десять спустя. Начина­ется фильмом, эмблематичным для “безрыбьего” деся­тилетия — но отнюдь не в том смысле, что "Вальсирующих" (1973—74) можно упрекнуть в безликости. Проникнутый ренессансным здоровьем, полнокровный и свободный, фильм словно бы ошибся во времени, но именно этой ошибкой накрепко впечатался в него — как прекрасная утопия, как идеальный неосуществленный проект бесплодных 70-х.

Только понарошку Блие строил гримасу морального эпатажа. Кого это на излете сексуальной-то революции мог­ли всерьез озадачить похождения двух столь же озабочен­ных, сколь и беспечных волокит и их подружки, пребываю­щей в безуспешных поисках оргазма? Куда важнее был эстетический вызов: ощущение живой, дышащей и вожделе­ющей плоти пронзило выхолощенную, галантерейно упако­ванную материю тогдашнего французского экрана, где даже эротика была куртуазной, картезианской.

Прежде сюжета, жанра и стиля в "Вальсирующих" видны актеры. Дуэт Жерара Депардье и Патрика Дэвэра превра­щается в трио с Миу-Миу и — ближе к финалу — в квартет с Изабель Юппер. Практически то был дебют (или первая заметная роль) всей компании будущих звезд, волшебно соединившихся в том чудном возрасте, когда их еще не портят миф и слава, а удовольствие от авантюры выше канонов профессионализма. Задним числом в затее Блие видятся воля провидения и жест прорицателя. Миу-Миу — актриса с прекрасными драматическими данными — боль­шую часть жизни будет маяться от творческой недоосуществленности. Юппер быстро потеряет творческую "девствен­ность" и станет холодной французской "профи". Симптома­тично, что в "Вальсирующих" ее дефлорирует сам Депардье — будущий король, он же Распутин и носитель "плебейской мощи", "неистовый донор" (цитирую Зару Абдуллаеву) фран­цузской культуры. А слабым партнером в мужском союзе оказывается Дэвэр — артист чувствительности явно чрез­мерной и приведшей его к гибели всего через несколько лет после "Вальсирующих". Наконец, от имени "высокой культуры" в фильме выступает Жанна Моро, дающая в ко­ротком эпизоде взгляд на ситуацию сверху, придающая лег­комысленной интриге отблеск трагедии.

Еще когда нонконформизм "новой волны" не задохнулся под слоем стильного глянца, Блие был признан выдающимся мастером провокаций на ровном месте. Он окончательно запутал "идейную" критику, вынужденную поддерживать фильм за антибуржуазность и молодежный нонконформизм, но в то же время смущенную циничным эпизодом в пустом поезде, где два шалопая унижают молодую женщину. Как написал Жан-Пьер Жанкола, этот и некоторые другие эпи­зоды "настолько дышат презрением к людям, что смех пуб­лики становится подлым — ибо переполненные залы хохочут от всего сердца... Бертран Блие медленно опускается до изоб­ражения фашистского поведения, прикрываемого оболочкой извращенного анархизма".