Тяготение к чувственной культуре Средиземноморья резко выделяет Джармена и среди его соотечественников вообще, и среди идейно близких борцов за права сексуаль­ных меньшинств. Те склонны рассматривать проблему как политическую и клановую — вести широковещательные кампании, кучковаться, противопоставлять себя остальному миру в качестве духовной элиты, мучеников смертельных страстей и болезней. Джармену как художнику ближе гедонистическии "латинский путь". Не уставая выражать свое недовольство упадническим состоянием духа современной Британии, Джармен противопоставляет ей залитые солнцем южные пляжи, юношеские загорелые тела, нерассуждающую готовность к любви — мифическую землю обетованную.

Невротическим пунктиром проходит через творчество Джармена трилогия "Юбилей" (1978) — "Все, что осталось от Англии" (1987) — уже упомянутый "Сад". Упадок Альби­она, от которого остались лишь фрагменты былого величия, перемешанные в параноидальной эклектике фигур и обра­зов. Угрюмые лица панков, бродяг; осиротевшие, брошенные дети, включая королевское чадо; террористы в черных мас­ках; стрельба, пожары, мертвые обнаженные тела; конвульсирующие объятия мужских пар; и, наконец — лодка, Ноев ковчег, на котором отплывают в неизвестность герои на­циональной истории. На берегу в развевающихся одеждах танцует Тильда Свинтон — магическая "персона", ангело­подобная и инфернальная муза Джармена.

Режиссер, только-только завоевавший (благодаря "Кара­ваджо") коммерческий успех, вновь отказывается от ли­нейной сюжетики, возвращается к формуле транс-фильма, или Я-фильма, где калейдоскоп образов нанизан на нить сознания автора — сновидца и поэта. Он спит в постели, стоящей прямо в море, и образы его грез и кошмаров витают рядом с ним.

"Сад" снимался на "вилле Чернобыль". Так с присущей ему посткатастрофической иронией, Джармен прозвал дом, купленный им вовсе не на средиземноморских берегах, а в прозаическом графстве Кент. Из-за соседства атомной стан­ции местность лишена притока туристов, но, по свидетель­ству Джармена, над ней "самые прекрасные, небеса, которые только можно вообразить'. Солнце появляется из морской глади и в течение всего дня дарит особенное освещение. Равнина вокруг напоминает пустыню, рядом живут рыбаки, и человеку с фантазией ничего не стоит вообразить, что перед ним Галилейское море, а сад около дома — это одно­временно райские кущи и Гефсиманский сад.

Это не значит, что, подобно Пазолини, Джармен экра­низирует древние священные книги. Он просто вспоминает их, глядя вокруг и внутрь себя. Нетерпимость мира, пре­зревшего заповеди Христа, обнаруживает себя в сюжете о юношах-любовниках, которых преследует полицейский; о мужчине в платье Марии Магдалины; о деве Марии, стано­вящейся жертвой фотографов "папарацци".