С той поры прошло четверть века, но ситуация мало изменилась, и вопрос остается вопросом. Имя Демидова упоминается в трудах по истории русского и советского театра, но всякий раз лишь в применении к кому-либо и чему-либо: к разработке "системы" Станиславского и проведении ее в жизнь, к возникновению и деятельности студий МХТ и МХАТ, к судьбе советского финского театра и т.д.

В одном из писем еще довоенного времени Николай Васильевич обрисовал ту роль, которую, по его мнению, уготовят ему историки театра, предугадал отношение к себе, к своим работам, предвосхитил тот снисходительный тон, в котором будут писать о нем впоследствии: "...совершенно отчетливо встает такая картина: был толковый студент, кончил, - стал очень дельным врачом, но, сбитый с толку гением Станиславского, оставил медицину и сделался... режиссером. Должно быть, плохим. Потому что ни орденов, ни званий он не имеет, и даже имя его нигде не попадается"x.

"Человеком необычайной чистоты и цельности, глубоким знатоком и горячим энтузиастом своего дела помнят Демидова его многочисленные ученики"xi.

Автор этих строк М.О. Кнебель, заведующая кафедрой режиссуры ГИТИС, народная артистка республики, была одной из учениц Николая Васильевича во Второй студии МХАТ в 1921-24 гг. По ее словам, он был педагогом, который "вел занятия, ища собственных путей в осуществлении заданий К.С. Станиславского", специалистом, "чьи знания и талант высоко ценили руководители Художественного театра"xii. В подтверждение тому она приводила высказывание Вл. Немировича-Данченко: "...все, что найдено у нас в театре, получило у него (Демидова) широкое развитие. Кроме того, взяв за основу наши наблюдения и открытия, он не ограничился только разработкой и усовершенствованием полученного, но и сам беспрерывно шел и идет вперед, находя много нового, что обогатит и будущие школы театрального искусства и самую науку о теории и психологии творчества"xiii.

Ценность этих признаний достоверна, ибо это не фразы из юбилейного приветствия или некролога. Подтверждено свидетелем.

Но уже в автобиографической книге "Вся жизнь"xiv бывшая ученица Демидова факт своего пребывания в его студии не упоминает вообще, а о самом наставнике говорит мимоходом, да и то в анекдотическом контексте. Это не случайно. Во внутренней рецензии 1956 года на демидовскую рукопись, которая первоначально называлась "Творческий процесс на сцене", М.О. Кнебель не скрывала своего возмущения еретическим, как ей казалось, характером написанного: "...моментами теряешься, не понимаешь, какое место в жизни Н.В. Демидова занимает К.С. Станиславский? То ли это учитель, чье дело он хочет страстно продолжать и ищет для этого естественных новых путей (выделено М.О. Кнебель). То ли это учитель, с которым он спорит по самым основным разделам психотехники?"