Сущность и своеобразие искусства, по Л.-С., прежде всего состоит в том, что оно играет опосредствующую роль между природой и культурой, снимая в некоторой степени имеющуюся между ними противоположность. От природы искусство берет свое свойство «объектности» или «предметности», поскольку его бытийной основой является материальный предмет. Однако качественное отличие эстетического объекта заключается в том, что он является сделанным, произведенным, и процесс его производства подчиняется правилам и нормам культуры, а не природы. Благодаря этому искусство приобретает свойство «знаковости», коммуникативности, оно становится языком или значащей системой. В целом же искусство находится как бы «на полпути между объектом и языком» и в нем должны быть сохранены оба уровня — природный и культурный, хотя Л.-С. отдает предпочтение культурному. Примерно в таком же духе Л.-С. рассматривает место и роль искусства внутри культуры. Теперь оно «располагается между научным познанием и мифологическим или магическим мышлением». Данную проблему он решает через призму триады «миф—музыка— структурный анализ», которая также предстает в виде «миф—мелос—логос» и перекликается с известной триадой Гегеля «искусство—религия—философия», хотя имеет более локальное значение, чем гегелевская. Л.-С. считает, что полифоническая музыка возникла из мифа, вытесненного из духовной жизни западного мира. Это произошло в результате процесса рационализации общества и культуры, который значительно ослабил влияние религии и не оставил места для мифа. Однако исчезновение последнего не было бесследным. Одна половина распавшегося мифа — формальная структура — перешла к современной полифонической музыке, а другая — смысловая и содержательная — к роману: «Музыка и литература поделили между собой наследство мифа». Вследствие этого музыка становится «мифологической», а все искусство в целом после угасания религии уже является не просто прекрасным, но становится священным. Музыка — это душа умершего мифа, покинувшая его тело и воплотившаяся в звуки. Развивая свою мысль, Л.-С. приходит к выводу, что в процессе рационализации западная полифония обречена испытать судьбу мифа, о чем свидетельствует ее развитие после революции Шёнберга. Поэтому в наши дни формальную структуру музыки, которую она унаследовала от мифа, стремится сохранить и возродить структуралистский логос. Сопоставляя науку, искусство и миф, Л.-С. отмечает, что, в отличие от науки, целью искусства является не знание, а смысл и значение, путь к которым лежит не через понятия, а через знаки. Чистая интеллектуальная форма познания является аналитической, связана с метонимией, тогда как эстетическая — синтетической, она сближается с метафорой, в ней познание целого предшествует познанию частей. В отличие от науки, особенно от современной математики, которая, по мнению Л.-С., лишена миметических и референциальных свойств и потому является «невоплощенной», «без тела и содержания», искусство до некоторой степени сохраняет указанные свойства, ибо существует в виде конкретных материально-чувственных произведений. |