— Хуже всего, Ингмар, что Эрик
постоянно беспокоится о своем финансовом положении. Хотя я его уверяю, что у нас
все в порядке. — Я поговорю с отцом. — Пожалуйста, Ингмар, скажи ему
еще раз, что я не собираюсь его бросать, и самое главное, что ты не намерен
отдавать его в больницу для хроников. — Вот как. Так-так. Он это
утверждает? — Он считает, что мы хотим
забрать у него квартиру. — Квартиру? — Он иногда говорит, будто мне и
тебе, Ингмар, нужна его квартира. И что только вопрос времени, когда мы заставим
его лечь в больницу для хроников. И от этого он приходит в ужасное
отчаяние, и ничего не помогает. 301 — А как ты, Эдит, себя
чувствуешь? — Я почти всегда хорошо себя
чувствую. Меня беспокоит лишь одно — что твой отец, Ингмар, пребывает в таком
горе. И что он живет в полной изоляции. Он страшно мучается, а я, хоть и рядом,
ничем не могу помочь. И потом еще Смерть. — Смерть? — Честно говоря, мне кажется, что
твой отец, Ингмар, боится смерти. Он прямо не говорит, но я знаю мысли
Эрика. А поскольку он не желает показывать своего страха, то и тут
остается в одиночестве. И делается раздражительным, бранится по мелочам.
Ну, мне-то все равно. Пусть ворчит и бранится. Он же ничего плохого не имеет в
виду. А иногда, уж слишком распалившись по поводу какой-нибудь ерунды,
уходит из дома и возвращается с цветами для меня. Так что, как там ни
говори, а нам с ним хорошо вместе. Но вот Смерть — это, пожалуй, тяжело. В этом
я не могу ему помочь, и я не понимаю его страха. Ведь он все-таки священник и
должен был бы верить в милосердие Христа. Но по-моему, он потерял веру.
Бедный Эрик, какой опорой он был для стольких людей, и для меня тоже, для меня в
первую очередь. У него была сильная и чистая вера, да ты сам знаешь, Ингмар,
порой он прямо-таки светился верой и убеждением. Год спустя после смерти Карин
мы часто беседовали о чуде воссоединения. Он был убежден, что они с Карин
встретятся в мире ином, очищенные и просветленные. В наших разговорах
присутствовала неподдельная радость, и я думала, как милосерден
Господь, поддерживая в старом человеке такую уверенность в собственном
воскресении. Не знаю, Ингмар. Я вот всплакнула, но ты не обращай внимания.
Просто мне жалко твоего отца, Ингмар, он такой хороший человек. За что ему
выпало такое, такое опустошение? Это жестоко, и я не понимаю смысла. Он мне
очень дорог, и я действительно хочу сделать все, чтобы он обрел хоть немного
покоя и радости в последние годы своей жизни. Сестра Эдит высморкалась с
негромким трубным звуком. Она определенно принадлежала к тем редким людям,
которые становятся красивее, когда плачут. Она вытерла нос и смахнула с
глаз слезы. И засмеялась. |