Анна.

Уже двенадцать лет она замужем за Хенриком, который служит викарием в церкви с величественным куполом и ба­шенными часами, только что пробившими половину четверто­го. Ей тридцать шесть лет, и у нее трое детей — два мальчика и девочка.

ENSKILDA SAMTAE © Ingmar Bergman

Norstedts Förlag AB, Stockholm

338

Осмотревшись, она решает пойти через кладбище, может, посидеть там недолго на зеленой скамейке в душистой, про­хладной тени лип, передохнуть.

Она идет своим обычным энергичным и целеустремлен­ным шагом, чуть выдвинув вперед голову, на ходу бросает бы­стрый, проверяющий взгляд по сторонам. Пустынно и тихо, ни души.

Поэтому она вздрагивает от страха и, покраснев, огляды­вается, когда кто-то окликает ее.

Дядя Якоб.

Он сидит на скамейке рядом с церковной стеной, спрятав­шись в тень деревьев. Приглашающе машет своей большой ру­кой: «Добрый день, добрый день, малышка Анна, иди сюда, присядь, какая у тебя может быть спешка. Иди же сюда».

Дядя Якоб — рослый человек с седой, цвета стали, не­сколько непослушной шевелюрой, ухоженной бородкой и уса­ми — тоже седыми. Высокий лоб, тяжелое, крупное лицо, се­рые глаза, внушительный нос и большой рот с мягко опущенными уголками. Кисти, как мы уже сказали, большие, красивой формы, с выступающими жилами и беспорядочно разбросанными печеночными пятнами. Голос низкий, в про­изношении заметны следы диалекта — если я правильно по­мню, смоландского. Он в пасторском облачении. Тонкое серое летнее пальто и широкополая шляпа лежат на скамейке. Яко­бу шестьдесят четыре, вот уже двадцать лет он служит настоя­телем приходской церкви, стало быть, он начальник Хенрика. Большая ладонь треплет Анну по щеке, Анна слегка приседа­ет и неуверенно улыбается, пытаясь совладать с невольным чувством, что ее застигли на месте преступления.

Но ведь ее и впрямь застигли на месте преступления.

Якоб приглашает ее сесть рядом. Они быстро обменива­ются сведениями, интересуясь здоровьем членов обеих семей. Якоб приехал из загорода на похороны. Кроме того, в шесть часов у него вечерняя служба, обещал помочь при причаще­нии. В понедельник поедет к Марии, она чувствует себя пре­восходно, избавилась наконец от длительной простуды. От­правится в домик на острове, у него осталось еще несколько дней от отпуска. Кстати, какое лето, а? Правда, слишком мало дождей, особенно там, у моря.

А Анна?

Ну, дети у бабушки в Даларна. Врач же прописал им лес­ной воздух после всех инфекций в весеннем семестре. Но во

339

вторую неделю августа они приедут на дачу в шхерах. Все трое здоровы и бодры. Хенрик уехал на семинар.

Да, об этом Якобу известно — экуменический семинар в Сигтуне. Хенрик чувствует себя хорошо, весна для нас была тяжелой со всеми этими болезнями. Бессонница у него про­шла, он наслаждается жизнью у моря. Что касается самой Ан­ны, то она страшно скучает по детям, но ей не хочется остав­лять Хенрика одного, ему необходимо ее присутствие. «А что ты делаешь в Стокгольме?» — внезапно спрашивает Якоб, и она краснеет, в то же время улыбаясь. «Была у парикмахерши. Понимаете, эдакие тайные похождения. А вчера вечером обе­дала у Хассельрутов, очень милые люди, мои друзья. Хенрик никогда со мной к ним не ходит, даже не знаю почему. Навер­ное, потому, что это исключительно мои друзья. А завтра я на несколько дней еду в Даларна, побуду с детьми и мамой. Хен­рик ненадолго останется один, но там будет старая Альма, она о нем позаботится, так что, думаю, все будет в порядке. Вы ведь понимаете, дядя Якоб, что мне хочется немножко побыть с Ма, она так одинока после смерти Эрнста, — и я...»