Я упомянул вначале, что дядя Карл
весьма критически относился к «этому пристанищу, которое и не дом вовсе».
Бабушка тоже относилась к нему критически, но по иным соображениям. В
ее глазах тот факт, что мать отделилась и сняла дальберговское сооружение, был
тихим, но очевидным бунтом. Бабушка привыкла жить летом в окружении детей и
внуков. И посему терпела присутствие невесток и зятьев. Этим же летом она
пребывала в Воромсе лишь в обществе дяди Карла, который по разным причинам, не в
последнюю очередь финансовым, не имел возможности фрондировать. Дядя
Нильс, 255 дядя Фольке и дядя Эрнст уехали
на заграничные курорты. Бабушка, следовательно, осталась лишь в компании дяди
Карла, а также Сири и Альмы, двух состарившихся служанок, которые,
хоть и проработали бок о бок тридцать лет, разговаривали друг с другом с
большой неохотой. Лалла, тоже входившая в бабушкин штаб, внезапно объявила, что
матери требуется всяческая помощь, и в начале июня перебралась к нам, где в
самых примитивных условиях готовила мастерские фрикадельки и несравненных
запеченных щук. Мать выросла на глазах у Лаллы, и верность старой служанки была
непоколебима, наводя на окружающих даже некоторый ужас. Мать, не боявшаяся
никого на свете, иногда не решалась зайти в кухню к Лалле и спросить, что
будет на обед. Двор представлял собой круглую,
посыпанную гравием площадку, в центре которой находилась круглая же лужайка с
проржавевшими и развалившимися солнечными часами. Рядом с кухней
простирались громадные грядки ревеня, и все это окаймлялось несколько
взъерошенным, никогда не видевшим косы лугом, тянувшимся на сотни метров до
самого леса и обвалившегося забора. Густой и запущенный лес взбирался вверх
по крутому склону до скалы Дуфнес, внизу был обрыв, слегка уходивший вовнутрь
горы и отзывавшийся эхом при грозе. В серовато-розовой горе имелась глубокая
пещера, куда можно было попасть с риском для жизни. Пещера была местом
запретным и потому заманчивым. Мелкий ручей извивался по камням вокруг
подножия горы, мимо нашего забора и немного ниже исчезал под полями, впадая в
реку к северу от Сульбакки. Летом он почти пересыхал, весной бурлил, зимой глухо
и беспокойно журчал под тонкой коркой свинцово-серого льда, а от осенних дождей
звенел высоким, ломким голосом. Вода была прозрачная и холодная. В извилинах
образовывались глубокие затоны, где водился гольян — своего рода
уклейка, служивший отличной наживкой для перемета в реке или Черном озере.
На крыше земляного погреба росла земляника, а ниже по склону увядал
престарелый фруктовый сад, все еще приносивший черешню и яблоки. Крутая лесная
тропинка спускалась к Берглюндам, самой большой усадьбе в селении
Дуфнес. Там мы брали молоко, яйца, мясо и другие продукты первой
необходимости. |