Киностудия «Бавария» оказалась
внушительным сооружением с двенадцатью павильонами и 4 тысячами служащих. В
Мюнхене есть два оперных здания, тридцать два театра, три симфонических
оркестра, несчетное число музеев, огромные парки и чистенькие улицы, вдоль
которых теснятся универмаги — их витрины кричат об изысканной роскоши,
подобной которой вряд ли можно сыскать в другом крупном европейском городе.
Люди были приветливы и гостеприимны, и мы решили обосноваться в Мюнхене, тем
более что мне предложили поставить «Игру снов» в Резиденцтеатер, баварском
варианте Драматена. Кроме того, я получил престижную
награду — так называемую премию Гете, церемония награждения должна была
состояться осенью во Франкфурте. После непродолжительных поисков мы нашли
светлую, просторную квартиру в безобразной на вид многоэтажке рядом с
Энглишер Гартен. С террасы открывался вид на Альпы и шпили старого Мюнхена. Квартира освобождалась только в
сентябре, поэтому мы на лето уехали в Лос-Анджелес. В Калифорнии стояла
небывалая за последние десять лет жара. Приехав за два дня до Иванова дня,
мы сидели в могильном холоде гостиничного номера, снабженного
кондиционером, и смотрели по телевизору соревнования по боксу. Вечером сделали
попытку прогуляться в расположенный поблизости кинотеатр. Жара придавила
нас точно бетонной стеной. На следующее утро позвонила
Барбра Стрейзанд и предложила, захватив купальные костюмы, приехать на
вечеринку «у бассейна». Я поблагодарил за гостеприимство, положил трубку и,
повернувшись к Ингрид, сказал: «Сейчас же едем на Форё, там и проведем лето.
Насмешки вытерпим». Через несколько часов мы уже были в пути. 96 В Стокгольм мы прибыли вечером в
канун Иванова дня. Ингрид позвонила отцу, у которого, как выяснилось,
собрались родственники и друзья, — он жил неподалеку от Норртелье. Он велел
нам приезжать немедленно. Время приближалось к двенадцати. Вечер был теплый
и мягкий. Вокруг все цвело и пахло в полную силу. И было светло. Ближе к утру я лежал на белой
кровати в комнате, пахнувшей дачей и свежевымытым дощатым полом. Высокая
береза за окном отбрасывала колеблющуюся узорчатую тень на светлую штору,
шумела и что-то шептала, шептала. Длительное путешествие было
забыто, жизненная катастрофа превратилась в сон, приснившийся кому-то
другому. Мы с Ингрид тихо беседовали о трудностях нашей новой жизни. Я сказал:
«Либо я умру, либо получу чертовски сильный заряд энергии». * * * Воскресный день в пасторском
доме. Я один дома, с глазу на глаз с неразрешимой задачей по математике.
Колокола церкви Энгельбректа возвестили об отпевании, брат — в кино, сестра — в
больнице с аппендицитом, родители и горничные отправились в часовню отметить
память королевы Софии, основательницы больницы. Весеннее солнце горит на
письменном столе, престарелые сестры милосердия из Сульхеммета в черных
одеждах гуськом, держась в тени деревьев, пересекают дорогу. Мне — тринадцать
лет, в кино идти запрещено из-за невыполненного урока по математике, поскольку
накануне вечером я, вместо того чтобы сделать задание, предпочел
отправиться на «Гибель богов». Одолеваемый тоской, в растерянных
чувствах, я рисую в тетради голую женщину. Рисовальщик из меня никакой, поэтому
и женщина получается соответственной. С огромными грудями и широко
раздвинутыми ногами. |