В этой точке все опрокидывается. Сенсомоторный образ фактически удерживает лишь интересующие нас стороны вещи либо то, что продлевается в реакцию персонажа. Стало быть, его очевидная насыщенность происходит оттого, что этот образ ассоциирует с вещью массу других вещей, похожих на нее в том же плане, поскольку все они возбуждают аналогичные движения: травоядное интересуется травой 1 Клод Оллье, сам
писатель, представляющий «новый роман», говорил о «Караби 2 Именно благодаря Расселу теория дескрипций стала одной из основ
современ вообще. Именно в
этом смысле сенсомоторная схема представляет собой фактор абстракции. И
наоборот, чисто оптический образ напрасно будет стараться стать всего лишь
описанием и иметь отношение к персонажу, который
уже не умеет или не может реагировать на ситуацию: трезвомыслие, свойственное этому образу, редкость того, что он удерживает — будь то
линия или же просто точка — «небольшой и неважный фрагмент», — каждый раз
поднимают вещь на уровень существенной индивидуальности,
а также описывают неисчерпаемое, беспрерывно отсылая к другим описаниям. Так, значит, на самом деле подлинно насыщенным или «типичным» образом является
оптический. Это будет так лишь в том случае, если мы узнаем, каким целям он служит. О сенсомоторном образе мы без труда можем сказать, что
каким-то целям он служил, поскольку выстраивал в одну цепь образ-перцепцию и образ-действие, а также регулировал первый по второму и продлевал первый во втором. Но совершенно иначе дела обстоят с чисто оптическим образом, и-не только из-за того, что это образ иного типа, но также потому, что он совсем иначе выстраивает цепь. На наш вопрос имелся простой, но лишь временный ответ, и его Бергсон дал вначале: оптический (и звуковой) образ при внимательном узнавании не
продлевается в движение, а вступает в отношенияс пробуждаемым им
«образом-воспоминанием». Возможно, следует предположить и другие вероятные ответы: и тогда в отношения
вступят реальное и воображаемое, объективное и субъективное, описание и
повествование, актуальное и
виртуальное... И в любом случае
главное здесь то, что два терма,
вступающие в отношения, различны по природе, но все же «бегут друг за другом», друг к другу отсылают,
отражаются друг в друге (без этого невозможно сказать, какой из них
первый), а также стремятся в пределе слиться,
попав в одну и ту же точку неразличимости. Тому или иному аспекту вещи соответствует своя зона воспоминаний, грез или мыслей, и каждый раз она представляет
собой план или окружность, так что
вещь проходит через бесконечное множество планов или кругов, соответствующих ее
собственным «слоям» или аспектам.
Какому-либо иному описанию соответствует иной виртуальный ментальный образ, и наоборот: так образуется
другая окружность. Героиня «Европы-51»
замечает определенные черты завода и полагает, будто видит
заключенных: «казалось, я вижу приговоренных..j» (Заметим, то, что приходит в голову
героине — это не простое воспоминание, ибо
завод не напоминает ей тюрьму: героиня вспоминает ментальное видение и едва ли не галлюцинацию.) Она
могла удержать в памяти иные черты завода: то, как в него входят
рабочие, или фабричный гудок, и сказать: «я
видела, как получившие отсрочку смерти оставшиеся
в живых устремляются под мрачные кровы...» |