²   Бернар Пенго (Pingaud) более других подчеркивал исчезновение у Рене фикси
рованной точки (в противоположность Уэллсу) уже в фильме «Хиросима, любовь
моя», ср.: «Premierplan», no. 18, octobre 1961.                                                     i

Кино-2. Образ-время                                                                                           423

фигуру времени, поскольку память в нем имеет отношение лишь к од-ному-единственному персонажу. Разумеется, машина-память нужна не для воспоминания, а для переживания некоего момента в прошлом с наибольшей точностью. Однако же, то, что возможно для животного, например для мыши, не является таковым для человека. Прошедшее мгновение для человека напоминает яркую точку, пришитую к полотнищу, и оторвать ее от полотнища нельзя. Это двойственное мгновение: оно причастно даже двум полотнищам, любви к Катрин и закату этой любви'. И получается, что герой может вновь пережить этот миг не иначе, как заново пробегая по полотнищам прошлого, не только этим, но и многим другим (до его знакомства с Катрин, после смерти Катрин...). Вот так разнообразные регионы прошлого перемешиваются в памяти героя, перепрыгивающего с одного из них на другой, и как бы поочередно всплывают из первозданной трясины, из плеска мироздания, который воплощен в вечной природе Катрин («ты - море в штиль, ты — болото, ночь, трясина... ты пахнешь отливом...»). «Прошлым летом в Мариенбаде» представляет собой более сложную фигуру, поскольку память здесь распределена между двумя персонажами. Но все же это память общая, так как она соотносится с одними и теми же данными, которые один из них утверждает, а другой — отрицает или опровергает. В действительности, персонаж X вращается по орбите прошлого, внутри которого находится А, выступающая в роли яркой точки, «аспекта», — тогда как А находится в регионах, где X нет, или в тех, где он распылен, словно туманность. Позволит ли А увлечь себя на полотнище, где находится X, или же это полотнище будет разорвано и скомкано из-за сопротивления А, которая завернет его в собственные полотнища? «Хиросима, любовь моя» еще более усложняет ситуацию. В этом фильме два персонажа, но у каждого — собственная память, чуждая другому. Между ними нет ничего общего. Это напоминает два несоизмеримых региона прошлого - Хиросиму и Невер. И в то время, как японец не позволяет женщине войти в собственный регион («Я все видел... все... - Аты в Хиросиме ничего не видела, ничего...»), женщина охотно и сочувственно, хотя и до определенной точки, влечет японца в свой. Разве это для каждого — не способ забывать собственную память и творить как бы память на двоих, словно теперь память становится целым миром и отделяется от личностей героев? В фильме «Мю-риэль» опять же две памяти, и каждая отмечена своей войной: одна — Булонью, другая — Алжиром. Но на этот раз каждая включает несколь-