сти и непрестанно друг друга имплицируют, как новые координаты образа. Тут нет ни малейших ценностных суждений, поскольку этот новый режим не менее, чем старый, производит свои готовые формулы, рецепты, трудоемкие и ни к чему не ведущие процессы, неудачи, произвол, а также «подержанный товар», который нам представляют как шедевры. Интересным здесь является именно новый статус образа, новый тип описания-повествования в той мере, в какой он вдохновляет совершенно непохожих друг на друга великих режиссеров¹. Резюмировать сказанное можно в утверждении, что фальсификатор становится прямо-таки персонажем кино: уже не преступник, не ковбой, не социально-психологический либо исторический герой, не власть имеющий (как это было в образе-действии), а просто-напросто фальсификатор, и все это в ущерб любому действию. Если недавно фальсификатор мог существовать в определенно-личностной форме, например*, лжеца или предателя, то теперь его фигура достигает беспредельных масштабов и накладывает отпечаток на целые фильмы. Он сразу — и человек чистых описаний, и производитель образа-кристалла, неразличимости реального и воображаемого;, он попадает в кристалл и показывает непосредственный образ-время; он порождай ет неразрешимые альтернативы, необъяснимые различия между истинным и ложным, и тем самым навязывает некую потенцию ложного, как адекватную времени, в противовес любой форме истинного, которая дисциплинировала бы время. «Лгущий человек» — один из пре-краснейших.фильмов Роб-Грийе, и речь в нем идет не олокализован-ном лжеце, а о нелокализуемом и хроническом фальсификаторе, находящемся в парадоксальных пространствах. Представляется также, что в творчестве Рене «Ставиский» не проходной фильм, и даже если он не является важнейшим, то в нем ключ к тайнам других, что немного напоминает «Узор на ковре» Генри Джеймса. У Годара также можно найти фильм еще более второстепенный, но все же фундаментальный, поскольку в систематизирующей и компактной форме в нем представлено то> чем непрерывно вдохновлялось творчество этого режиссера, - потенция ложного, которую Годар сумел навязать как новый стиль и которая следует,от чистых описаний к фальсифицирую-

¹ Ср.: BergaJa Alain. »Le vrai, le faux, le factice». «Cahiers du стёта», no. 351, septembre 1983. Автор изобличает готовые формулы, проистекающие из этого нового образного режима (и, очевидно, у каждого режима образов могут быть весьма быстро обнаруживаемые подделки). Бергала предлагает следующий критерий: необходимо, чтобы декор не оставался мертвым и> не притязал на самоценность, Но выстраивался в одну цепь с фальсифицирующим повествованием, каковое, в свою очередь, должно быть не произвольным, но необходимым. Уже в связи с творчеством Уэллса он назвал один «набор» образов «потенциями ложного» («Orson Welles, Cahiers du cinema», p. 69). Можно обратиться к важной статье Паскаля Бонитцера «L'art du faux: metamorphoses» («Raoul Ruiz, Cahiers du cinema»).