1 Невроз,
следовательно, является последствием не современного мира, Ко скорее нашей отделенности от этого мира, нашей
неприспособленности к этому миру (ср.: L е р го h о n,Seghers,p. 104—106). Моаг, напротив, адекватен современному миру, если называть мозгом, кроме прочего, всевозможные
электронные и химические мозги: так происходит встреча мозга и цвета, и не
потому, что ее достаточно для того, чтобы изобразить мир в красках, а оттого,
что трактовка цвета служит важным
элементом в осознании «новогомира» (корректор цвета, электронный образ...). Со
всех этих точек зрения Антониони отмечает «Красную пустыню», как поворотный
пункт в своем творчестве: ср.: «Entretien avec
Antomom par Jean-Luc Godard», в: «La politique des
auteurs» Cahiers du cinema-Editions de
l'Etoile Один из проектов Антониони, «Технически нежный», демонстрирует усталого
человека, который умирает, лежа на спине и
глядя в «небо, становящееся все более голубым, и на эту голубизну,
которая розовеет», Albatros.
у Кубрика сам мир
предстает мозгом, между мозгом и миром суще
ствует тождественность: таковы громадный круглый и
светящийся
стол из фильма «Доктор Стрэнджлав», гигантский
компьютер из
«Космической
Одиссеи: 2001», отель «Оверлук» из «Сияния». Черный
камень из «2001» главенствует как в состояниях космоса, так и на
стадиях церебрального развития: это душа трех тел - земли, солнца
и луны, но также и зародыш трех мозгов - животного, человеческо
го и машинного. Если Кубрик возобновляет тему
инициатического
путешествия, то именно потому, что всякое путешествие в мире —
это своего рода исследование мозга. Мир-мозг — это «Заводной апель
син», или еще нечто вроде шахматной игры на сферической доске,
где генерал может рассчитывать свои
шансы на продвижение по
службе согласно отношению количества
убитых солдат к завоеван
ным позициям («Тропы славы»), Но если в расчете есть ошибка, а в
компьютере происходит сбой, то причинам том, что мозг в такой же
степени невозможно назвать системой разумной, как и мир — раци
ональной. Тождественность мира и мозга»т.,е. одного автомата <~
другому, формирует не целое, а, скорее
некий предел, мембрану,
вызывающую контакт между внешним и внутренним, делающую их
предстоящими друг другу, сталкивающую или сопоставляющую их.
Внутреннее — это психология, прошлое, инволюция, целая глубин^
ная психология, подтачивающая мозг. Внешнее — это космология
галактик, будущее, эволюция, всяческие
сверхъестественные силы,
взрывающие мир. Обе силы представляют
собой силы смерти, зак
лючающие друг друга в объятия,
обменивающиеся между собой энер
гией, и-в предельных случаях
становящиеся неразличимыми. Безум
ное неистовство Алекса из «Заводного апельсина» — это внешняя
сила,
и лишь впоследствии она переходит на службу к внутреннему, тоже
безумному, порядку. В «Космической
Одиссее» в автомате сначала про
исходит сбой по внутренним причинам,
а затем проникающий из
вне астронавт производит ему
лоботомию. А как определить, что в
«Сиянии» приходит изнутри, а что — извне, где там экстрасенсорная
перцепция, а где — галлюцинаторные проекции?1 Мир-мозг строго
неотделим от сил смерти, проницающих мембрану в двух направле
ниях. Некое примирение может произойти разве
что в неизвестном
нам измерении, когда регенерация
мембраны утихомирит внешнее да
внутреннее и воссоздаст мир-мозг как
целое в гармонии сфер. К кон
цу «Космической Одиссеи» именно
сообразно четвертому измерению
зародышевая и земная сферы получают
шанс вступить в новые, не
поддающиеся измерению и неведомые
отношения, которые смогут
преобразовать смерть в новую жизнь. ', .
