Из других задач важнее всего формальные. Проблемы техники письма, работы с языком и литературной формой в «Улиссе» выходят на первое место. Это происходит не сразу, так что роман отчетливо разделяется на «ранние» и «поздние» эпизоды, отличающиеся по степени техничности и необычности стиля. Главный разделяющий признак таков: в каждом из поздних эпизодов, помимо прочих литературных приемов, имеется один ведущий прием: некоторая особая техника, в которой написан данный эпизод, причем для всех эпизодов такая техника различна. Вот полный перечень ведущих приемов романа. Эп. 7, «Эол»: имитация газеты — главки-репортажи с крикливыми заголовками. Эп. 10, «Блуждающие скалы»: серия происходящих синхронно субэпизодов. Эп. 11, «Сирены»: словесное моделирование музыки. Эп. 12, «Циклопы», контрастное чередование городского анекдота и высокопарной пародии. Эп. 13, «Навсикая»: пародирование дамской прессы. Эп. 14, «Быки Солнца»: модели английского литературного стиля с древности до современности. Эп. 15, «Цирцея»: драматическая фантазия. Эп. 16, «Евмей»: «антипроза» — нарочито вялое, заплетающееся письмо. Эп. 17, «Итака»: пародийный катехизис. Эп. 18, «Пенелопа»: непрерывный поток сознания. К формальным приемам можно отнести и особую, небывало точную и тесную связь романа с местом его действия, Дублином. Д. работал со справочником «Весь Дублин на 1904 год» и перенес на свои страницы едва ли не все его содержание. Это можно назвать «принци- 157 пом гиперлокализации»: все, что происходит в романе, снабжается детальнейшим указанием места действия, не только улицы, но и всей, как выражался Д., «уличной фурнитуры» — всех расположенных тут домов с их хозяевами, лавок с их владельцами, трактиров, общественных зданий... «Если город исчезнет с лица земли, его можно будет восстановить по моей книге», — сказал он однажды. Еще в период окончания романа Д. составил две схемы, в которых указал все смысловые нагрузки, уровни смысла каждого эпизода. Среди них был ряд неожиданных: автор утверждал, что с каждым эпизодом неким образом связан определенный орган человеческого тела, а также определенная наука или искусство, определенный символ и определенный цвет. Подобные соответствия странны для художественной литературы, они кажутся надуманными, противоречащими эстетике и нормальным задачам романа. Вдобавок в двух схемах нередко указываются разные органы, разные искусства и цвета для одного и того же эпизода. Поэтому многие критики и писатели считали схемы чудачеством и не включали их всерьез в свое понимание «Улисса»; Набоков, к примеру, заявлял, что схема (он знал только об одной) набросана автором шутки ради. Но это взгляд слишком крайний, не подтверждаемый фактами и не учитывающий того, что Д. смотрел на «Улисса» как не нечто большее, чем просто роман в современном смысле. У него сильны были элементы средневекового символического мышления, для которого книга может быть и космическим явлением, и живым организмом; а к теме телесности, в то время почти изгнанной из литературы, у него был особый интерес, и он называл свой роман «эпосом человеческого тела». Поэтому, скажем, в итоге, так. Схемы Д. — отчасти неуклюжее, слишком прямолинейное, а отчасти иронически-преувеличенное (Набоков немного прав) указание автора на некоторые необычные аспекты, которые он сам явно считал присутствующими в «Улиссе» и которые мы — после его указания!. — тоже можем там различить, но часто на еле заметном уровне или при очень искусственном угле зрения». |