Д о р ф. Остановись... Не трогай плюмажа.

Нетта (презрительно). Послушай, Мольтвик. Я хочу тебе кое-что рассказать. Об этом знаем только я и твоя мать. Ты гном, Моль­твик.

Дорф. ЧТО?

Нетта. Всё в этом доме построено в масштабе один к двадцати пяти. Твой настоящий рост — девяносто три сантиметра.

Дорф. Не смей. Не надо. Прекрати, мне пло­хо. Вот, вот, снова эти ужасные боли... Ска­жи, что ты пошутила, Нетта!

Н е т т а. Нет, Мольтвик.

Дорф. У меня дрожат коленки.

Нетта. Ничтожество.

Дорф. Нетта, Нетта, скорее открой окна!

Нетта. Нет. Сейчас я зашторю их.

Дорф. Свет! Умоляю... Дайте Мольтвику свет!

Для Ловберга Мольтвик стал символом преж­ней, гниющей и умирающей Европы. Напротив, в Нетте воплотилась жестокая, первобытная

141

мощь истории, которой предстояло в ближай­шие полвека совершенно переменить облик континента и найти свое наивысшее воплоще­ние в песнях Мориса Шевалье. Отношения Нетты и Мольтвика как зеркало отразили брак самого Ловберга с актрисой Сири Брекман, служившей для драматурга неиссякаемым источником вдохновения все восемь часов их совместной жизни. Позже Ловберг был женат еще несколько раз, но уже только на манекенах из универмага.

Безусловно, самая совершенная из героинь Ловберга — фру Сенстед в «Спелых персиках», его последней реалистической драме. (После «Персиков» он экспериментировал с формой и написал пьесу, в которой всех персонажей звали Ловбергами. Увы, успеха она не имела. Драматургу оставалось жить еще три года, но после того сокрушительного провала он уже не выходил из своего плетеного бака для белья). «Спелые персики» по праву относят к вели­чайшим шедеврам мастера, а заключительная сцена с миссис Сенстед и ее невесткой Бертой сегодня, пожалуй, современна как никогда.

Берта. Ну, скажи же, что тебе нравится, как мы обставились! Если бы ты знала, чего стоит устроить дом на зарплату чревовеща­теля...

Фру Сенстед. Что ж, всё вполне... удобно.

142

Б е р т а. Удобно? И всё?

Фру Сенстед. Кто придумал обтянуть го­лову лося алым атласом?

Берта. Твой сын, конечно. Генрик — при­рожденный дизайнер.

Фру Сенстед (внезапно). Генрик — неиспра­вимый болван!

Берта. Неправда!

Фру Сенстед. Ты знаешь, что до прошлой недели он понятия не имел, что такое снег?

Берта. Как вам не стыдно!

Фру Сенстед. Мой дорогой мальчик...Послушай, Берта. Ты ведь не знаешь,— Генрик сидел в тюрьме. Да-да. Его посадили за то, что неправильно говорил слово «дифтонг».

Берта. Я не верю вам.

Фру Сенстед. Увы, детка. И с ним в каме­ре оказался один эскимос...

Берта. Замолчите! Я не хочу ничего об этом знать!

Фру Сенстед. А придется, моя кукушечка. Ведь, кажется, так Генрик зовет тебя?

Берта (сквозь слезы). Да, так. Он зовет меня его кукушечкой. А иногда его воробушком. А иногда бегемотиной.