Вайнштейн позвонил в дверь Харриет, и она неожиданно выросла перед ним на поро­ге. «Так нос задрала, что жирафа впору раскра­шивать — без лестницы»,— привычно подумал Вайнштейн. Это была их домашняя шутка, смысл которой оставался для обоих неясным.

196

—  Привет, Ханна,— сказал он.

—  Ох, Айк,— ответила она.— Какой же ты самонадеянный.

Она была права. С его стороны было бес­тактным начинать с этого. Он ненавидел себя за невоспитанность.

—  Как дети, Ханна?

—  У меня никогда не было никаких детей, Айк.

—  Значит, мне не напрасно казалось, что четыреста долларов в неделю на содержание де­тей — это многовато.

Она прикусила губу. Он прикусил свою. Потом прикусил ее.

—  Ханна,— сказал он,— я... Я разорен. Биз­нес с куриными яйцами лопнул.

—  По тебе сразу видать. А может, попро­сишь в долг у своей шиксы? *

—  Все у тебя шиксы.

—  Может быть, кончим на этом? — Она за­дыхалась от ненависти. Вайнштейну захотелось ее поцеловать, а если не ее, то все равно кого.

—  Харриет, в чем мы ошиблись?

—  Мы никогда не смотрели в лицо реаль­ности.

—  Не по моей вине. Ты говорила, надо ло­житься головой на север.

—  Реальность — это и есть север, Айк.

* Шикса — девушка нееврейского происхождения или еврейка, не соблюдающая религиозных норм и установлений.

197

—  Нет, Ханна. Пустые мечты — вот что та­кое север. Реальность — это запад. Ложные упо­вания — восток, а на юге, я думаю, Луизиана.

Нет, она все еще не утратила власть над ним. Он потянулся к ней, но она увернулась, и его руки ткнулись в сметану.

—  Поэтому ты и спала со своим аналити­ком? — выпалил он.

Лицо его раскраснелось от гнева. Он чуть было не упал в обморок, но не мог вспомнить, как следует падать, чтобы не расшибиться.

—  Это входило в курс лечения, — холодно отпарировала она.— Согласно Фрейду, секс — ключ к бессознательному.

—  Фрейд говорил, что сны — ключ к бес­сознательному.

—  Секс, сны... Ты что, дурака сюда пришел валять?

—  До свидания, Харриет.

Говорить с ней бесполезно. Rien a dire, rien a faire *. Вайнштейн вышел и направился в сто­рону Юнион-сквер. И вдруг горькие слезы омы­ли его лицо. Будто прорвало шлюзы. Горячие, соленые слезы, столько лет сдерживаемые, те­перь лились потоком —то изливалась наружу его боль. И хлынули они из ушей. Посмотрите только, думал он, даже плакать по-людски не получается. Он обтер уши бумажной салфеткой и повернул домой.

*     Rien a dire, rien a faire — ничего не скажешь, ничего не поделаешь (фр.).

Золотые времена

Мемуары т первых рук

Мы начинаем публиковать выдержки из мемуа­ров Фло Гиннес, которые сейчас готовятся к из­данию. Дылда Фло, как называли ее друзья (впрочем, враги называли ее так же), безуслов­но, выделяется среди прочих владельцев баров и салонов, незаконно торговавших спиртным во время Сухого закона; в этих записях она пред­стает женщиной, пылко влюбленной в жизнь, а также разочарованной артисткой, которой пришлось отказаться от своих честолюбивых планов и стать скрипачкой — когда она поняла, что под этим подразумевается. Сейчас Дылда Фло впервые говорит от первого лица.