141 дом на гвоздичные плантации в
долине и на море, изредка окрашиваемое в цвет вина, как говорит Гомер. Биргера Мальмстена сразу же
прибрала к рукам красивая чахоточная англичанка, которая сочиняла стихи и вела
бурную жизнь. Я же, предоставленный самому себе, расположился на
террасе писать сценарий фильма, съемки которого должны были начаться в
августе. В то время решения принимались быстро, подготовка была короткой — не
успевал испугаться, что было большим преимуществом. Фильм повествовал о
молодой паре — музыкантах симфонического оркестра Хельсингборга.
Маскировка практически формальная, речь шла там обо мне и Эллен, об условиях
творчества, о вероломстве и верности. И все это — на фоне музыки*. Я остался в полнейшем
одиночестве, ни с кем не разговаривал, ни с кем не встречался. Каждый вечер
я напивался, и до постели добирался с помощью la patronne**,
женщины, по-матерински озабоченной моим пристрастием к алкоголю.
Каждое утро в девять часов я тем не менее уже сидел за письменным
столом, а изрядное похмелье пришпоривало мою творческую активность. Мы с Эллен начали потихоньку
обмениваться нежными любовными посланиями. Под влиянием робкой надежды на
возможное светлое будущее нашего истерзанного брака образ героини превращался в
чудо красоты, верности, ума и человеческого достоинства. Герой же,
наоборот, выходил надутой бездарью — вероломным, лживым, напыщенным. Ко мне проявляла застенчивый, но
упорный интерес одна художница, наполовину американка, наполовину русская,
атлетического сложения, но с хорошей фигурой, черными как ночь волосами,
сверкающим взглядом и щедрым ртом. Классическая амазонка, излучавшая
неудержимую чувственность. Выдерживаемая мною верность жене придавала особую
остроту нашим отношениям. Она рисовала, я писал — две одинокие души в
неожиданном творческом союзе. Конец фильма получился ужасно
трагическим: героиня погибала при взрыве примуса (возможно, потаенное
желание), нещадно эксплуатировался финал Девятой симфонии Бетховена, и
герой осознавал, что существует «радость, кото- * Речь
идет о фильме И. Бергмана «К радости» (1950). **
хозяйка (франц.). 142 рая превыше радости». Эту истину
сам я осознал лишь спустя тридцать лет. Забрав Биргера Мальмстена с
«венериной горы», я со слезами на глазах распрощался с la patronne и с моей amitié passionnée* и уехал домой. Сценарий с определенными
колебаниями был одобрен. Свидание с Эллен было недолгим и
малоудачным: я обнаружил, что моя жена общается с художницей-лесбиянкой, и
это вызвало у меня дикий приступ ревности. Все-таки мы кое-как помирились, я
отправился в Стокгольм и приступил к съемкам. Мои приятели Биргер Мальмстен и
Стиг Улин играли двух бедолаг, а Май-Бритт Нильссон в роли жены удалось
придать этому чудовищно идеализированному образу некоторое подобие
достоверности, что только подтверждало ее гениальность. |