Он наслаждался счастьем в
обществе друга, имевшего жену и детей. Жена, как умная женщина, не только
не препятствовала их связи, но даже поощряла ее. Для меня Тим стал
незаменим. Наши дружеские отношения складывались без особых осложнений.
Трагедия разыгралась внезапно, неожиданно. Друг Тима влюбился, Тим,
лишившись надежного семейного оплота и регулярного общения, стремглав
скатился в болото алкоголизма, токсикомании и самого безудержного разврата.
Нежность и близость сменились распутством, проституцией и неприкрытой
эксплуатацией. Этот опрятный, пунктуальный, преданный человек запустил работу и
открыто появлялся в компании диковинных типов, от которых ему частенько
крепко доставалось. Иногда он исчезал на несколько
дней, иногда звонил и ссылался на желудочный грипп, всегда желудочный грипп. Я
уговорил его обратиться к психиатру — не помогло. Широко распахнутые глаза под
покрасневшими веками потускнели, вокруг узкого рта собрались горькие складки,
грим наклады- 173 вался все более небрежно, краска
на волосах сошла, одежда пропиталась запахом табака и духов. «Мы не отличаемся верностью, ибо
не можем иметь детей. Тебе не кажется, что я был бы хорошей матерью? Приходится
жить по уши в дерьме — просто-таки дышать нечем! Вряд ли именно это и называется
нежностью или близостью, не так ли? В спасение я не верю. Нет, мое евангелие —
полный рот и сзади малую толику. Пожалуй, оно и хорошо, что между нами нет
физической близости — она привела бы лишь к ревности и ссорам. Хотя и жаль, что
ты даже попытаться не хочешь. Кстати, из нас двоих я в лучшем положении:
ведь я и женщина и мужчина. Да и, черт возьми, куда смышленее тебя!» Тим умер утром в воскресенье,
готовя завтрак. На нем был игривый костюм и фартук, украшенный фигурками утенка
Дональда. Упал и умер, очевидно, почти мгновенно. Прекрасная смерть для
маленького храброго человечка, гораздо больше боявшегося милосердной
Смерти, чем свирепой Жизни. Альф Шёберг подобрал для хора в
«Альцесте» рослых молодых актрис, среди которых была многообещающая
Маргарета Бюстрём, недавно закончившая театральную школу. Другой режиссер
хотел ее занять в крупной роли. Самовольно, не спросив Шёберга, я произвел
перемещение. Мое решение было одобрено актерским советом, и список ролей
вывесили на доске объяснений. Через пару часов послышался рев, проникавший
через двойные двери и метровые, хорошо изолированные стены директорского
кабинета, потом грохот и опять вопль. В кабинет ворвался побледневший от гнева
Альф Шёберг и потребовал немедленно вернуть ему Маргарету Бюстрём. Я
объяснил, что это невозможно, ей наконец-то выпал хороший случай проявить
себя, и к тому же я не позволю мне диктовать. Шёберг выразил намерение тут же
набить мне морду. Я, ретировавшись под защиту стола заседаний, бросил
что-то насчет мужицких замашек. Взбешенный режиссер обвинял меня в том, что с
первого же дня я вставлял палки ему в колеса, но теперь чаша его терпения
переполнена. Тогда я подошел к нему и предложил немедленно выполнить свое
намерение, если такого рода аргументация, по его мнению, принесет пользу.
На дергавшемся лице Шёберга появилась испуганная улыбка, его всего трясло, мы
оба тяжело дышали. «Ты у меня сейчас костей не соберешь», — произнес он, и в это
мгновение |