Маэстро сразу взял быка за рога. Он хотел бы сделать те­левизионный фильм-оперу по «Турандот» и просил меня быть

213

режиссером — на меня выжидающе смотрели светлые, холод­ные глаза. (Вообще-то «Турандот» представляется мне гадкой, громоздкой, извращенной мешаниной, этаким дитятей своего времени.) Но тут, загипнотизированный прозрачным взгля­дом, я услышал собственный голос, говоривший, что это — большая честь, что я всегда восхищался «Турандот», что му­зыка загадочна, но проникновенна и что для меня не может су­ществовать более сильного стимула, чем возможность рабо­тать с Гербертом фон Караяном.

Производство фильма запланировали на весну 1989 года. Караян назвал имена «звезд» мировой оперы, предложил сценографа и студию. В основу фильма будет положена граммофон­ная запись, которую он намеревался сделать осенью 1987 года.

Все вдруг потеряло реальные очертания, единственной ре­альностью стала «Турандот». Я знал, что сидящему передо мной человеку семьдесят пять лет, мне самому на десять лет меньше. Когда дирижеру исполнится восемьдесят один, а ре­жиссеру — семьдесят один, им предстоит вдохнуть жизнь в эту мумифицированную диковину. Смехотворности задуманного я не видел. Я был безнадежно зачарован.

Обсудив предварительные наметки, Маэстро заговорил о Штраусе и «Кавалере роз». Первый раз он дирижировал опе­рой в двадцатилетнем возрасте и, прожив с ней всю жизнь, по­стоянно находил в ней новизну и вызов. Внезапно он переме­нил тему: «Я видел вашу постановку «Игры снов». Вы режиссируете так, словно вы — музыкант, вы обладаете чувст­вом ритма, музыкальностью, точным выбором тональности. Все это есть и в «Волшебной флейте». Местами она очарова­тельна, но мне не понравилась. В конце вы переставили не­сколько сцен. С Моцартом так обращаться нельзя, у него все — органично».

В дверь уже заглядывал помощник, напоминая, что подо­шло время репетиции. Караян отмахнулся — пусть подождут. В конце концов он с трудом встал и схватился за палку. Воз­никший из ниоткуда ассистент повел нас по выложенному камнем коридору в Фестивальный зал — чудовищное помеще­ние, вмещающее тысячи зрителей. Медленно продвигаясь впе­ред, мы превращались в процессию, в королевскую процессию из ассистентов, помощников, оперных певцов обоего пола, ле­безящих критиков, кланяющихся журналистов и подавленно­го вида дочери.

214

На сцене в полной готовности выстроились солисты на фоне ужасающих декораций 50-х годов («я велел до мелочей скопировать первоначальные декорации, сегодняшние сценографы — либо сумасшедшие, либо идиоты, либо и то и дру­гое»). В оркестровой яме ожидали музыканты Венской филар­монии. В зале сидели сотни функционеров и неопределенных граждан этой империи. Когда появилась худенькая, волоча­щая ногу фигурка, все встали и продолжали стоять, пока Маэ­стро не перенесли по мостику через оркестровую яму и не во­друзили на место.