Бенгт, Стен и Арню Фрюкхольмы из Миссионерской вил­лы болеют за Дага. Вечно сопливые и кашляющие ребята Тёрнквисты — за Матсена. Несмотря на постоянные ссоры, се­мейная солидарность требует, чтобы Пу был на стороне брата. Сражение, как и ожидалось, носит ожесточенный характер, и после минуты ритуального фехтования переходит в неконтро­лируемую рукопашную. Даг — тип свирепый, дерется из-за любой мелочи. Через несколько минут он переворачивает ко­рабль Матсена и сам выпрыгивает из своего. Стоя по грудь в грязной воде, противники сцепились не на шутку, всерьез пы­таясь утопить друг друга под громкие подбадривающие крики своих болельщиков. В момент, когда боевые действия почти сошли на нет, Хельга Смед открывает окно и кричит, что тот, кто хочет получить сок и булочку, должен прийти немедленно. Зрители тут же покидают фехтовальщиков, которые, лишив­шись публики, заканчивают баталию и по колено в воде бре­дут к берегу. Они снимают с себя мокрую одежду, все, кроме трусов, так что Дагу вряд ли грозит разоблачение, а ябедни­чать Пу не осмелится.

В кухне Смедов сразу становится тесно. На всех про всех два стакана и четыре треснутые фарфоровые чашки, гости уго-

265

щаются в первую очередь, булочки прямо из печки. Тихие, веж­ливые прихлебывающие звуки. В грязное окно прямой навод­кой бьет солнце, мерцает пыль, жара невыносимая, непривыч­ные запахи удушающи. Фру Хельга берет на руки младшенькую и, усевшись на кровать из мореного дерева в ком­нате рядом с кухней, задирает свою темно-красную заляпанную блузку и дает девочке грудь. Дезидерия жадно чмокает. Нако­нец она наелась и срыгнула, и ее укладывают на кровать. Хель­га зовет к себе моего приятеля Йонте: «Иди сюда, Йонте, теперь твоя очередь». Возможно, Йонте смутился, не помню, не думаю. Как бы там ни было, он подходит к матери и становится у нее между колен. Она приподнимает свои тяжелые груди, и Йонте с наслаждением пьет. (У него была чахотка, и всю зиму он про­лежал в туберкулезной больнице). Насытившись, Йонте выти­рает рот тыльной стороной ладони и принимается за ржаную булку с патокой. Только Хельга собралась опустить блузку и подняться с кровати, как Пу громко спрашивает, нельзя ли ему тоже попробовать. Вопрос вызывает всеобщий смех, веселый смех звенит в жаркой грязной кухне. Хельга тоже смеется и ка­чает головой: «Пожалуйста, Пу, я не против, но тебе, наверное, надо сперва спросить бабушку и маму». Новый взрыв смеха, Пу совсем сконфузился: сначала краснеют оттопыренные уши, по­том краска заливает щеки и лоб, потом полились слезы — нет никакой возможности удержать слезы. Хельга Смед треплет его по затылку своей задубевшей рукой и спрашивает, не хочет ли он взять еще одну булку, она намажет ее патокой, но Пу не же­лает никакой булки, это грубоватое дружелюбие приводит его еще в большее замешательство, слезы текут из носа в рот. «Дья­вол, дерьмо, черт». Третий приступ смеха. «Пу у нас, в общем-то, девчонка, это сразу видно», замечает Даг. Пу швыряет чаш­ку с соком в лицо брату и в бешенстве, спотыкаясь, устремляется по крутой лестнице в кухню.