Отец стучит в запертую дверь с окошком, прикрытым спу­щенной роликовой шторой и надписью «закрыто». Через ка­кое-то время слышится шум и шаркающие шаги, штора ото­двигается, и появляется изуродованное лицо Звонаря из «Собора Парижской Богоматери». Узнав отца, это жуткое су­щество кривится в приветливой улыбке, поворачивается ключ, и дверь распахивается.

Происходит обмен вежливыми приветствиями. Лавочник, прихрамывая и подскакивая, исчезает за прилавком и откры­вает ледник, находящийся на складе. Он приносит две запо­тевшие бутылки «Поммака» и ставит их на прилавок. Отец спрашивает, как дела. Старик, дергая себя за бороду, говорит, что будет гроза, он это чувствует уже несколько дней. «Пони­маете, господин пастор, у моей спины одно преимущество — она предсказывает погоду».

Он стоит, опираясь покрытыми шрамами ладонями о при­лавок, темно-желтые ногти загнуты. Несмотря на запахи соле­ной селедки, специй и кожи, в лавке витает вонючее дыхание лавочника, точно резкий звук флейты, перекрывающий ак­корд других ароматов.

— А что скажет паренек насчет кулька карамелей? — пред­лагает старик.

— Уж и не знаю, говорит отец, глядя на Пу. — Его мать за­прещает ему есть сладости, они портят зубы. Разве что совсем маленький.

Старик, приподняв свою засаленную шапку, крутанул ею в воздухе: «Будет сделано. Будет сделано». Он вынимает стек­лянный сосуд с пестрыми карамелями и из коричневой обер­точной бумаги ловко сворачивает фунтик. Потом наклоняет стеклянный цилиндр к Пу и открывает крышку. «Пожалуйста, молодой господин Бергман, наполняйте кулек». «Довольно, спасибо, останавливает отец. — Сколько с меня за угощение?» «Пятьдесят эре за «Поммак», господин пастор. Карамель не в счет». Отец достает свой внушительный кошелек и кладет две монеты по двадцать пять эре на прилавок.

— Приятно будет сейчас окунуться, говорит отец, сворачи­вая к Черному озеру. Узкая извилистая тропинка идет через выпас, где в туче мух и слепней дремлют коровы. Тропинка кру­то спускается вниз сквозь густой лиственный лес и утыкается в узкую песчаную прибрежную полосу. Черное озеро, круглое

332

как блюдце, вполне заслуживает этого названия. Здесь внизу стоит кисловатый запах папоротников и гниющего камыша.

Отец и Пу раздеваются, и отец бросается спиной в ледя­ную воду, отфыркивается, размахивает руками, а потом, пере­вернувшись, плывет, энергично работая руками. Пу действует поосторожнее: с таким озером, как Черное, надо быть начеку, там, внизу, на глубине нескольких тысяч метров наверняка во­дятся безглазые монстры, осклизлые чудища, ядовитые змее­подобные существа с острыми клыками. И множество скеле­тов животных и людей, утонувших здесь за многие тысячелетия. Пу делает несколько гребков, и прозрачная ко­ричневатая вода смыкается над ним. Он погружается с голо­вой под воду, дна не видно, лишь уходящий в бесконечность мрак, ни водорослей, ни окуней или уклеек, ничего.