Мы сделали видеозапись злополучного прогона. Я прокру­чиваю ее вновь и вновь, отмечаю слабости, анализирую недо­статки. Возможность отказаться от постановки дала мне муже­ство продолжать. Бессмысленность не стала менее бессмысленной, нежелание не превратилось в желание, но меня охватила вырабатывающая адреналин ярость. Я еще не умер.

Решаю начать репетицию 1 апреля, независимо от моего состояния. Накануне ночью — повторный приступ болезни с высокой температурой и желудочными спазмами. Тем не ме­нее работа идет нормально, я бракую целые куски и делаю их заново. Актеры отвечают дружеским энтузиазмом. Бессонные ночи заполнены тревогой и физическими недомоганиями, грипп оставил после себя незнакомую мне депрессию, живу­щую самостоятельной ядовитой жизнью в моем теле.

В среду 9 апреля — последняя репетиция в репетицион­ном зале. Я записал: «Опасения оправдываются и усилива-

43

ются. Идти дальше еще решительнее. Печален, но отнюдь не сломлен».

И вот мы переместились в тесноту и неудобства Малой сцены. Расстояние и резкий рабочий свет безжалостно выяви­ли все неровности спектакля. Исправляем, изменяем. Уста­новка света, грим, костюмы. С таким трудом собранный дом разваливается, все скрипит, трещит, сопротивляется.

Мир сотрясается и рушится, неужто мне и впрямь придет­ся нацепить эту бороду! Если я надену эти брюки поверх дру­гих, не успею переодеться, здесь нужна липучка, ты перебрал с белилами. Убийца Пальме все еще на свободе, снегоразбрасыватель неисправен, снег получается комковатый, навеска не­удачна, почему у левого софита свет теплее, чем у других, зер­кало никуда не годится, производственный брак, в Швеции нет хороших зеркал, надо заказать в Австрии, уличные беспо­рядки в Южной Африке, четырнадцать человек убито, много раненых, почему шумят вентиляторы, они должны работать бесшумно, вентиляция отвратительная, в середине зала — ле­дяной сквозняк, почему до сих пор нет ботинок, сапожник бо­лен, мы заказали их в городской мастерской, думаю, в пятни­цу получим. Можно, я сегодня буду говорить потише, болит горло, нет, температуры нет, в «Ревизоре» я не играю, но у ме­ня выступление по радио. Оставайся там, где стоишь, сделай два шага вправо, хорошо, чувствуешь теперь эту лампу?

Терпение и спокойствие, не ругаться, а смеяться. Так дело идет быстрее, но все равно муторно. Теперь вот это место, нет, ничего не меняем, по-прежнему никакого отзвука, я ведь ви­жу, как его трясет словно в судорогах, я в чем-то ошибся? Мо­жет, надо было по-другому выстроить мизансцену? Нет, не по­может. Он страстно хочет, изо всех сил колотит в стены тюрьмы, есть же какой-то выход?