Мир сотрясается и рушится, мы — хлопотливо и чуть воз­бужденно — жужжим в толстых стенах Дома, маленьком мир­ке тревожного беспорядка, прилежания, нежности и таланта. Мы ведь только на это и способны.

Наутро после убийства Улофа Пальме мы собрались в холле репетиционного зала. Приступить к работе казалось не­мыслимым. Переговаривались — неуверенно, подыскивая сло­ва, пытаясь нащупать контакт, кое-кто плакал. Диковинным выглядит наше ремесло, когда в него врывается реальная жизнь, не оставляя камня на камне от наших иллюзорных за­бав. В дни оккупации Норвегии и Дании Германией мой лю-

44

бительский театр должен был играть «Макбета» в актовом за­ле школы на Свеаплан. Мы соорудили временную сцену и трудились над спектаклем целый год. В те дни в школе рас­квартировали воинскую часть, большинство из нас было при­звано в армию. Но по какой-то необъяснимой причине нам разрешили сыграть наш спектакль. В школьном дворе были установлены зенитки, полы в коридорах и классах устланы со­ломой, кругом кишели облаченные с грехом пополам в воен­ную форму солдаты. Светомаскировка.

Я исполнял роль короля Дункана, парик не налезал, я вы­красил волосы в белый цвет жирным гримом и приклеил бо­роду — никогда ни один Дункан не был так похож на козла. Леди репетировала всегда в очках и потому сейчас то и дело спотыкалась и наступала на подол платья. Макбет фехтовал, как никогда, энергично (мечи мы достали в последнюю мину­ту) и так хватил по голове Макдуфа, что у того брызнула кровь — после представления его увезли в больницу.

А теперь вот — убийство Улофа Пальме. Как справиться с охватившей нас растерянностью? Отменить репетицию, отме­нить вечерний спектакль? Об «Игре снов» придется забыть навсегда. Нельзя же в самом деле сейчас играть пьесу, в кото­рой героиня беспрерывно повторяет: «Как жалко людей». Не­выносимо устаревшее произведение искусства, прекрасное, но далекое, возможно, уже мертвое.

И тут одна из молодых актрис говорит: «Может, я ошиба­юсь, но мне кажется, надо репетировать, надо играть. Тот, кто убил Пальме, хочет, чтобы наступил хаос. Если мы отменим репетицию и спектакль, мы лишь поможем возникновению ха­оса, позволим чувствам взять верх. Сейчас главное — не чьи-то личные временные эмоции, а нечто иное. Нельзя допустить хаос».

Медленно, неуверенно «Игра снов» превращалась в спек­такль. Мы репетировали в присутствии публики. Иногда зри­тели были внимательны и увлечены, иногда молчаливы и без­различны. Робкий оптимизм окрасил наши щеки. Коллеги хвалили, мы получали письма и ободряющие отклики.

Последняя неделя репетиций для режиссера почти невы­носима. Стимул дальнейших усилий утрачен, от тоски нечем дышать, изъяны бьют в глаза, мозг и чувства точно плотным туманом заволакивает холодным влажным равнодушием.