Я беру свою шляпу, ибо пока еще
достаю до верхней полки, и ухожу сам, хотя и болит бедро. Творческая
активность старости — вещь отнюдь не очевидная. Она периодична и случайна,
приблизительно так же, как и тихо угасающая чувственность. Выбираю один съемочный день в
январе 1982 года. Судя по моим записям, на улице холодно, минус двадцать. Я
просыпаюсь, как обычно, в пять утра или, вернее, какой-то зловредный
дух будит меня, выталкивает, точно по спирали, из глубокого сна, голова
ясная. Чтобы предупредить истерию и вредительские действия своих внутренностей,
я немедленно поднимаюсь с кровати и несколько секунд неподвижно стою на полу с
закрытыми глазами. Проверяю положение дел на сегодня — в каком состоянии
тело и душа и прежде всего что предстоит сделать. Отмечаю, что у меня заложен
нос (воздух 59 пересушен), боль в левом яичке
(вероятно, рак), болит тазобедренный сустав (старая болячка), звенит в
больном ухе (неприятно, но можно не обращать внимания). Далее
устанавливаю, что истерика под контролем, страх перед желудочными спазмами
умеренный, сегодня предстоит работа над сценой Измаила и Александра, и я
опасаюсь, как бы вышеупомянутая сцена не оказалась за пределами возможностей
моего юного и храброго исполнителя главной роли. Мысль же о том, что скоро
я буду работать со Стиной Экблад, вызывает радостное предвкушение. На сем первая
проверка завершается, она дала небольшой положительный перевес — если Стина
оправдает мои ожидания, я справлюсь с Бертилем — Александром. Я уже наметил два
стратегических варианта: один — с равноценными артистами, другой — с основным и
вспомогательным. Теперь главное — спокойствие,
успокоиться. В семь часов мы с Ингрид* завтракаем в дружеском молчании. Желудок пока
ведет себя тихо, на пакости ему осталось сорок пять минут. В ожидании его
действий я прочитываю утренние газеты. Без четверти восемь за мной
приезжают и отвозят в съемочный павильон А/О Эурупафильм в
Сюндбюберге. Эта когда-то пользовавшаяся
хорошей репутацией студия сейчас находится в стадии запустения. Занимаются там в
основном производством видеофильмов, а персонал, оставшийся со времен
кино, растерян и обескуражен. Сама киностудия представляет собой грязное,
требующее ремонта помещение с никудышной звукоизоляцией. Аппаратной,
оборудованной на первый взгляд с вызывающей улыбку роскошью, пользоваться
нельзя. Проекторы никуда не годятся, резкость не держат, остановить кадр
невозможно, звук плохой, вентиляция не работает и ковер в пятнах. Ровно в девять часов мы
приступаем к съемкам. Очень важно начать работу вовремя, всем вместе. Споры,
сомнения должны быть вынесены за пределы этого внутреннего пространства
полной концентрации. С момента начала съемок мы — сложный, но единый механизм,
имеющий своей задачей создание живых картин. |