Постепенно, испытывая определенные сомнения, я начал ориентироваться на США. Причина заключалась, естествен­но, в получении более широких экономических ресурсов — как для меня лично, так и для «Синематографа». Возможность на американские деньги делать качественные фильмы, при­влекая других режиссеров, резко возросла. Меня весьма теши­ла роль продюсера, роль, которую, как мне кажется теперь, я исполнял не слишком удачно. «Синематограф» покоился, од­нако, на двух стальных опорах — моих близких друзьях и дав­них соратниках: Ларе-Уве Карлберг (наше сотрудничество на­чалось в 1953 году на съемках фильма «Вечер шутов») держал в руках наш немаленький административный аппарат, а Катинка Фараго (»Женские грезы», 1954) занималась нашим все более оживленным кинематографическим производством. Мы арендовали верхний этаж красивого особняка XVIII века у фирмы «Сандревс» и оборудовали там уютные кабинеты, просмотровый зал, несколько монтажных и кухню.

Через месяц-другой нам нанесли визит два вежливых, молчаливых господина из Налогового управления. Размес­тившись в одном из временно пустующих кабинетов, они занялись проверкой наших счетов, а также выразили жела­ние ознакомиться с документацией моей швейцарской фир­мы «Персонафильм». Мы немедленно затребовали все бух­галтерские книги и предоставили их в распоряжение этих

господ.

Ни у кого из нас не было времени заниматься молчаливы­ми господами, сидевшими в пустом кабинете. По своим днев­никовым записям я вижу, что в четверг 22 января на нас вне­запно свалился объемистый меморандум из Налогового управления. Я, не читая, препроводил его моему адвокату.

Несколькими годами раньше — думаю, это было в 1967 го­ду, когда мои доходы начали расти с приятной, но лавинооб-

77

разной скоростью, — я попросил моего друга Харри Шайна* подыскать мне кристально честного адвоката, который взялся бы быть моим экономическим «опекуном». Выбор пал на сравнительно молодого, имевшего хорошую репутацию Свена Харальда Бауэра, который ко всем прочим заслугам был высо­копоставленной фигурой в Международной организации ска­утов. Он обязался вести мои финансовые дела.

Мы прекрасно ладили друг с другом, и сотрудничество на­ше было безупречным. Контакт со швейцарским адвокатом, ведшим дела «Персонафильм», тоже был налажен. Деятель­ность становилась все оживленнее: «Шепоты и крики», «Сце­ны из супружеской жизни», «Слово безумца в свою защиту» Челя Греде*, «Волшебная флейта».

В дневниковой записи от 22 января меня не так беспокоит меморандум Налогового управления, как болезненная экзема, поразившая безымянный палец левой руки.