* Здесь —
школьник, выезжающий по обмену в другую страну (нем.). 107 чик моего возраста, который потом
в свою очередь поедет на летние каникулы со мной в Швецию и проживет у нас такое
же время. Я попал в пасторскую семью,
обитавшую в маленьком местечке Хайна между Веймаром и Айзенахом в Тюрингии.
Деревушка, окруженная зажиточными поселениями, располагалась в
ложбине. Между домами извивалась ленивая мутная речушка. В деревне имелись также
внушительных размеров церковь, площадь с памятником жертвам войны и автобусная
станция. Семья была большая: шестеро
сыновей, три дочери, пастор, его жена и престарелая родственница —
дьяконица, или dienende
Schwester*. Усатая, обильно потевшая старуха
железной рукой правила семейством. Глава семьи — хрупкий мужчина с
козлиной бородкой, добрыми голубыми глазами, ватными затычками в ушах —
ходил в надвинутом на лоб черном берете. Он был начитан и музыкален, играл на
нескольких инструментах и обладал мягким тенором. Жена, помятая
жизнью, покорная толстуха, пребывала чаще всего на кухне. Иногда она
застенчиво похлопывала меня по щеке, может быть, как бы прося прощение за их
бедность. Мой товарищ Ханнес точно сошел со
страниц национал-социалистического пропагандистского журнала: рослый
блондин с голубыми глазами, бодрой улыбкой, крошечными ушами и первыми
признаками растительности на лице. Мы оба прилагали всяческие усилия, чтобы
понять друг друга, но это оказалось не так-то просто — мой немецкий был
результатом тогдашней грамматической методы обучения: учебные планы не
предусматривали возможность разговора на данном языке. Дни тянулись тягостно. В семь
часов дети отправлялись в школу, и я оставался один на один со старшими. Читал,
бродил по окрестностям, тосковал по дому, но предпочитал сидеть в кабинете
пастора или сопровождать его, когда он навещал паству. Пастор ездил на
допотопной развалюхе с откидным верхом, в перегретом неподвижном воздухе
висела дорожная пыль, кругом расхаживали жирные, злобные гуси. Я спросил пастора, надо ли мне
тоже вытягивать руку и говорить «хайль Гитлер», на что он ответил: «Lieber Ingmar, *
Здесь — сестра-прислужница. Женщина, занимающаяся церковной
благотворительной деятельностью (нем.). 108 das wird als mehr als eine Höflichkeit
betrachtet»*. Я вытянул руку и произнес: «Хайль
Гитлер!» — Показалось смешно. Вскоре Ханнес предложил мне пойти
с ним в школу, посидеть на уроках. Хрен редьки не слаще, но я все-таки
выбрал школу, находившуюся в местечке покрупнее в нескольких километрах от
Хайны, преодолевавшихся на велосипеде. Меня приняли с преувеличенной
сердечностью и разрешили сидеть рядом с Ханнесом. В просторном, запущенном
классе царил влажный холод, несмотря на летнюю жару за высокими окнами. Был
урок Religionskunde**,
однако на партах лежала гитлеровская «Майн Кампф». Учитель читал что-то
из газеты, называвшейся «Der
Sturmer»***. Помню лишь одну фразу, которая показалась
мне странной, — учитель то и дело деловито повторял: «Von den Juden vergiftet»*** *. Позднее я попросил объяснить, о чем
шла речь. Ханнес засмеялся: «Ach, Ingmar, das allés ist nicht fur Ausländer!»*** **. |