2 Ср. страницы из Генри Миллера, где описывается проект оперы с участием
Варе- мер пакетбот смерти на пластиковом море
из «Амаркорда», — указывает также и
на другую грань, которая возникает и не гибнет, тогда как прозрачная
грань, например ракета будущего из «8 '/2», дожидается, пока зародыши вырвутся из своих ячеек, или ждет их
предсмертного ускорения, чтобы
унести их с собой. В действительности, селекция столь сложна, и все так тесно спутано, что Феллини придумал
слово, нечто вроде «прокаденции»1, чтобы обозначить им сразу и
неумолимое продвижение к упадку, и
возможность обновления или творения, несмотря ни на что его сопровождающую (именно в этом смысле он
называет себя безоговорочным
«сторонником» декадентства и загнивания). В кристалле
мы всегда видим, как жизнь и время брызжут в своей расщепленности или дифференциации. И все же, в противоположность Ренуару, здесь из кристалла не только ничего не выходит (ибо последний непрерывно растет), но еще и знаки селекции инвертированы. У Феллини именно настоящее, вереница проходящих настоящих времен образует
пляску смерти (данс-макабр). Они бегут, но не в будущее, а к могиле. Феллини -
это режиссер, сумевший создать чудеснейшие галереи
монстров: камера пробегает мимо них, задерживаясь то на одном, то на
другом, - но схватывает она их всегда в настоящем, то есть камера беспокоит хищных птиц, которые на миг в
нее попадают. Спасение же может
прийти лишьс другой стороны, со стороны сохраняющихся прошедших времен: и вот тут-то неподвижный план изолирует какого-нибудь
персонажа, выхватывает его из вереницы, и дает ему — пусть даже на мгновение -
шанс на вечность, наделяет его виртуальностью, которая будет иметь смысл
всегда, — даже если она не актуализу-ется.
Нельзя сказать, что Феллини особенно любит память и образы-воспоминания: культа
прошедших настоящих у него нет. Скорее, он напоминает Пеги, у которого горизонтальная последовательность пробегающих настоящих времен вычерчивает путь к
смерти, тогдакак каждому настоящему
соответствует вертикальная линия., соединяющая его в глубинном направлении с его собственным прошлым,
д также с прошлым других настоящих,
благодаря чему устанавливается единое сосуществование их всех, их единая
одновременность, не столько вечность, сколько «internel». (Слово internel представляет
собой контаминацию слов interne — «внутренний» и eternel — «вечный» — прим. пер.). И не в образе-воспоминании, а в чистом воспоминании мы
остаемся современниками ребенка,
каким были мы сами, подобно тому, как верующий ощущает себя современником Христа. Ребенок в нас, говорит Феллини, современник взрослого, старика и подростка.
И вот, сохраняющееся прошлое наделяется всевозможными свойствами начала
или нового начала: именно оно хранит в
своих глубинах или вдали от свое- |