вертой схемой
времени, и служит она различению меж- ------
ду пространственным
видением, следующим вдоль со щимся: ММ, р. 285 (159). Рус.
пер., с. 250. д нет
последовательных будущего, настоящего и прошедшего, которые соответствовали бы явному прохождению различаемых нами настоящих. Согласно великолепной формуле Августина Блаженного, существуют настоящее будущего, настоящее настоящего и настоящее
прошлого, и все они
имплицируются событием, все они событием обволакиваются, а значит, они одновременны и необъяснимы. От аффекта к времени: мы обнаруживаем время, интериорное событию, которое создается одновременностью этих трех подразумеваемых настоящих, понимаемых какдезактуализованные острия настоящего времени. У
нас появляется возможность рассматривать мир, жизнь вообще
или же попросту чью-нибудь жизнь, или какой-нибудь
эпизод как одно и то же событие, на котором основана импликация настоящих
времен. Некий случай должен произойти, он происходит, он уже произошел; но в то
же время он собирается иметь место, уже имел место и
находится в процессе того, что называется «иметь место», — так что выходит, что
перед тем, как иметь место, он не имел
места, а если он имеет место, то в будущем
иметь места не будет... и т. д. Это напоминает парадокс с мышью Жозефиной у Кафки: поет ли она, пела ли она,
будет ли она петь, или же ничего
этого нет, хотя в коллективном мышином настоящем все это производит необъяснимые трудности?1 В одно и то же
время некто не имеет больше ключа (т.
е. он его имел), все еще имеет (не потерял
его) и находит его (т. е. будет иметь, а прежде не имел). Два человека друг с
другом знакомы, но они уже были знакомы и еще незнакомы. Предательство
происходит, оно так никогда и не происходило, и все же произошло и произойдет причем то один предает
другого, то другой его, и все это
сразу. Здесь непосредственный образ-время совершенно иной природы, нежели предыдущий: уже не
сосуществование полотнищ прошлого, но одновременность острий настоящего. Стало
быть, мы имеем два вида
хроносигнумов: назовем первые аспектами (регионы и залежи), а
вторые — акцентами («острия» зрения). -Образ-время второго типа мы обнаруживаем у Роб-Грийе, для которого
характерно своего рода августинианство. У него никогда не бывает последовательности пробегающих настоящих, но лишьодновре-менность
настоящего в прошлом, настоящего в настоящем и настоящего в будущем, из-за чего время становится страшным и необъяснимым. Встреча из «Прошлымлетом в Мариенбаде», несчастный случай
из «Бессмертной», ключ из «Трансъевропейского
экспресса», предательство из «Лгущего человека»: три
имплицированных настоящих непрерывно возобновляются,
опровергают и стирают друг друга, друг друга заменяют и воссоздают, расходятся по бифуркации и возвращаются назад. Таков могущественный образ-время. И все же невозможно поверить, что |