Следует вернуться к бергсоновскому различению «чистого воспоминания» (всегда виртуального) и «образа-воспоминания», только актуализирующего чистое воспоминание по отношению к некоему на- 1 Ropars-'Wuilleumer Marie-Claire, p. 69: «Не случайно
(в филь Mshaghpour Yossef, «D'une image a
I'autre». Mediations, p. 182. * 3
В о u n о u г e, p. 67. 1 Робер Бенайюн, к примеру, заранее отвергает всякую
возможность интерпретации Рене через память или даже через время (р. 163, 177).
Но поскольку он почти не дает обоснований
своей точке зрения, можно предположить, что память и время для него
сводятся к flashback'y. Сам же Рене писал
об этом тоньше и в более бергсонианском
духе: «Я всегда протестовал против слова "память", но не против слов
"воображаемое" и "сознание". <...> Если кино и не
является средством своеобразного
жонглирования с временем, то, во всяком случае, это наиболее адаптированное
к нему устройство. <...> Это не имеет никакого отношения к волевым намерениям. Я полагаю, что тема памяти
присутствует всякий раз при написании литературного произведения или же
картины. <...> Я же все-таки предпочитаю слова "воображаемое" и "сознание", а не слово
"память", но, разумеется, имею в виду сознание памяти» (р.
212—213). 430 Жиль Делёз К.ино-2. Образ-время 431 стоящему. В одном из важнейших текстов
Бергсон утверждает, что чистое воспоминание прежде всего не следует
смешивать с вытекающим из него образом-воспоминанием, ибо оно ведет себя
подобно «гипнотизеру», стоящему за внушаемыми им
галлюцинациями1. Чистое воспоминание каждый
раз представляет собой сохраняющиеся во времени полотнище
или континуум. Любому полотнищу прошлого присущи
собственные составные части и фрагментация, свои яркие точки и туманности, словом, своя эпоха. Когда я располагаюсь на том или ином полотнище, могут произойти два явления: я могу найти искомую точку,
которая, следовательно, будет актуализована в некоем образе-воспоминании, — но
при этом будет ясно, что сам по себе этот образ не отмечен прошлым, а лишь является его наследником. Но я могу и не обнаружить
этой точки, поскольку она окажется для меня недоступной и принадлежащей к другой эпохе. «Прошлым летом в Мариенбаде» как
раз и представляет собой такую историю магнетизма или гипнотизма, и можно
считать, что у X имеются образы-воспоминания, а у А
их нет или же есть, но слишком смутные,
поскольку они располагаются не на том
же полотнище2. Но может произойти и третий случай: мы строим
континуум из фрагментов различных эпох, мы пользуемся преобразованиями, действующими в промежутке между
двумя полотнищами, чтобы
сформировать полотнище преобразования. Например, в грезе уже нет образа-воспоминания, воплощающего в
себе конкретную точку такого
полотнища; в ней имеются образы, воплощающиеся друг в друге, и каждый отсылает к собственной точке
полотнища. Когда мы читаем книгу,
смотрим спектакль или картину, а тем более если мы сами являемся автором, может начаться аналогичный
процесс: мы формируем полотнище
преобразования, на котором создаем своего рода транс-> версальный континуум (то есть представляющий
схему отношений или коммуникацию
между несколькими полотнищами), а также строим между этими полотнищами
множество нелокализуемых отношений. Тем
самым мы выделяем нехронологическое время. Мы вычерчиваем некое полотнище, которое проходит сквозь
остальные, схватывая и продлевая
траекторию точек, эволюцию регионов. И, несомненно, эта рискованная
затея может потерпеть неудачу: в конце концов мы вычертим какую-то бессвязную пыль, образуемую соположением бессодержательных отрезков, или сформируем лишь
обобщения, состоящие из^одних подобий. Такова целая область лжевоспоминаний,
коими мы обманываем самих себя или же
пытаемся обмануть других («Мюриэль»). Но может случиться и так, что произведению искусства удастся изоб- |