' Ср.: Heidegger.«Qu'appelle-t-onpenser?».P.U.E,p.21. 2 И
все же Эли Фор сохраняет надежду, основанную на самом автоматизме: «Кое-какие искренние друзья кинематографа только и
видели в нем что превосходный инструмент пропаганды. Ну и пусть. Фарисеи от
политики, искусства, литературы,
искусств и даже науки будут находить в кинематографе преданнейшего слугу, но лишь до того дня, когда роли сменятся
механическим путем и он, в свок^оче-редь, поработит их» (р. 51, текст L. 470 Жиль Целёз Кино-2. Образ-время 471 шок,
возбуждающий до пределов, и заставляющий мысль воспринимать целое как интеллектуальную тотальность, выходящую за рамки
воображения. Мы уже видели, что возвышенное может быть математическим, как у
Ганса, либо динамическим, как у Мурнау и Ланга, или же диалектическим, как у Эйзенштейна. Возьмем для примера Эйзенштейна, ибо диалектический метод позволяет ему
разлагать ноошок на моменты,
определенные с особенной отчетливостью (хотя анализ, взятый в общем, годится для всего классического кинематографа, кинематографа образа-движения). Согласно Эйзенштейну, первый момент движется от образа к мысли, от перцепта к концепту. Образ-движение (как ячейка) является, по сути своей, множественным и делимым, в соответствии с объектами, между которыми он возникает и которые являются его неотъемлемыми
частями. Происходит столкновение образов между собой согласно их доминанте, или же столкновение в пределах одного образа согласно его компонентам,
либо столкновение образов по всем их компонентам:
столкновение (шок) есть сама форма передачи движения в образах. И Эйзенштейн упрекает Пудовкина зато, что
тот пользовался лишь наиболее
простыми случаями шока. Общая формула, или «неистовство» образа, определяется через оппозицию. Ранее
мы видели конкретные анализы Эйзенштейна, посвященные «Броненосцу
"Потемкину "» и «Генеральной
линии», а также абстрактную
схему, которую он из них выводит: шок
оказывает воздействие на дух, он вынуждает его мыслить, и мыслить именно Целое. Ведь целое только и можно,
что помыслить, так как оно представляет собой косвенную репрезентацию времени, вытекающего из движения. Целое вытекает из
движения не как некое логическое
следствие, не аналитически, но синтетически, как динамическое воздействие образов «на кору мозга в целом».
Вытекая из образа, целое зависит от
монтажа: это не сумма, а скорее «произведение», единство высокого порядка.
Целое есть органическая тотальность, т> стулирующая себя, противопоставляя и преодолевая собственные час-! ти, и строящаяся по законам диалектики как
большая Спираль. Целое есть концепт.
Потому-то кино и называют «интеллектуальным», а монтаж —
«монтажом-мыслью». В мысли монтаж является самим «интел-лектуальным процессом», который размышляет о шоке в условиях шока. Уже сам образ, визуальный или звуковой, обладает
своими обертонами, сопровождающими
ощутимую доминанту, и, в свой черед, входящими в сверхчувственные отношения
(такими, как насыщение теплом в
шествии из «Генеральной линии»): вот она, шоковая волна или вибрация
нервов, о которых мы больше не можем сказать «я вижу, я слышу», но говорим Я
ЧУВСТВУЮ, а это «целостное физиологическое ощущение». И как раз множество обертонов образов, воздействующих на кору мозга,
рождает мысль, кинематографическое COGITO: целое как субъект. И если Эйзенштейн диалектик, то потому,
что он представляет |