ровать:
безнадежная история. Как правило, Кассаветес оставляет от пространства лишь то, что прилегает к телам; он формирует пространство из разрозненных кусков, связываемых между собой лишь гесту-сом. Так
формальное сцепление поз заменяет ассоциацию образов. Новая волна во
Франции весьма далеко продвинула разработку этого
кинематографа поз и повадок (образцовым актером которого можно было бы назвать Жан-Пьера Лео). Декорации
часто ставятся в зависимость от
телесных поз, каковые они диктуют, и от оставляемых ими степеней свободы, как в квартире из «Презрения»
или в комнате из «Жить своей
жизнью» у Годара. Тела, заключающие друг друга в объятия и бьющие друг друга, переплетающиеся и
сталкивающиеся, оживляют большие сцены еще и в фильме «Имя: Кармен», где
двое влюбленных так и норовят зацепиться за
двери или окна1. Тела не только сталкиваются друг с другом,
но на них еще и натыкается камера. В «Страсти»
у каждого тела имеется не только собственное пространство, но и свой свет. Тело является в такой
же мере звучащим, как и видимым. Все
компоненты образа совершают перегруппировку вокруг тела. Формулировка Данея,
когда тот дает определение фильму «Здесь и вдали», — возвращение
образов телам, из которых они были взяты, - пригодна для всех фильмов Годара и
новой волны. В «Здесь и вдали» есть еще и политический подтекст, однако и в
прочих фильмах наличествует как
минимум некая политика образа, возвращающая образы позам и повадкам тела. Образ тела, непроизвольно пытающегося
двигаться, оттолкнувшись от стены, и затем падающего, полуприседая, в неловком скольжении поз, здесь особенно
характерен. На протяжении всего
своего творчества Риветт разрабатывает формулу, где сталкиваются кино, театр и
присущая кинематографу театральность: «Любовь на земле» - наиболее
совершенное ее выражение, и если излагать
этот фильм теоретически, его можно утяжелить, в то время как самые что ни на есть гибкие комбинации поданы в
нем весьма живо. Персонажи репетируют пьесу; но как раз репетиция имеет в виду
то, что они пока не достигли поз,
соответствующих ролям и выходящей за
их рамки интриги; зато их отсылают к паратеатральным позам, которые они
принимают по отношению к пьесе, к собственным ролям и друг к другу, - и эти
вторичные позы становятся тем более чистыми и независимыми, что они свободны от
какой бы то ни было предза-данной интриги, ибо последняя существует лишь в
пьесе. Итак, они 1 Янн Лярдо (Lardeau) прекрасно показал связь новой волны с
бурлеском: «Отношение тела к предметам,
окружающим его на сцене, производит серию препятствий, на которые актер последовательно натыкается во
время движения», и «становится первоматерией кинематографического языка». По
поводу фильма «Имя: Кармен» он
пишет: «Повторяющиеся и асинхронные столкновения двух тел, летящих друг к
другу, словно болиды» («Cahiers du
cinema, no. 355, Janvier 1984). |