530 Жиль Делёз Кино-2. Образ-время 531 изменение, несомненно, соотносится с научным
познанием мозга, но еще более — с нашими личными отношениями с мозгом. В
результате, интеллектуальное кино изменило
свой характер не потому, что стало, более
конкретным (оно было таковым с самого начала), но в силу того,, что одновременно изменились и наша концепция
мозга, и наши отношения с мозгом.
«Классическая» концепция мозга развертывалась по двум осям: с одной стороны, это интеграция и дифференциация, с другой
— ассоциация по смежности или подобию. Первая ось — это закон концепта: он
формирует движение, непрестанно интегрирующееся в некоем целом, чьи изменения
оно выражает, — а также непрестанно
дифференцирующееся по отношению к объектам, между ко-, торыми это движение возникает. Следовательно, эта
интеграция-диф-. ференциация
определяет движение как движение концепта. Вторая ось — закон образа:
подобие и смежность определяют способ перехо-1 да от одного образа к
другому. Эти оси отгибаются по направлению друг
к другу согласно принципу притяжения, чтобы достичь тожде-> ственности образа концепту: действительно, концепт
как целое не может
дифференцироваться, не экстериоризуясь в некоей последовательности ассоциированных между собой образов, а
образы не могут ассоциироваться, не
интериоризуясь в некоем концепте, в интегрирующем их целом. Отсюда возникает
идеал Знания как гармоничной целостности, одушевляющей эту классическую
репрезентацию. Даже сугубо открытый характер
целого не опровергает эту модель; дело обстоит
как раз наоборот, поскольку закадровое пространство свидетельствует об ассоциируемости, продлевающей и
преодолевающей заданные образы, но
выражающей также и изменчивое целое, которое интегрирует продолжаемые последовательности образов (два аспекта закадрового
пространства). Мы видели, как Эйзенштейн, этакий кинематографический Гегель, представлял грандиозный синтез этой концепции:
открытая спираль с ее свойствами несоизмеримости и притяжения. Сам Эйзенштейн не скрывал того, что мозговая модель одушевляет весь его синтез и превращает кино в
церебральное искусство par excellence, во внутренний
монолог мозга-мира: «форма монтажа служит для восстановления законов
мыслительного процесса, каковой, в свою
очередь, восстанавливает движущуюся реальность в процессе ее движения». И дело здесь в том, что мозг,
по Эйзенштейну, является сразу и
вертикальной организацией интеграции-дифференциации, и горизонтальной
организацией ассоциации. Наши отношения
с мозгом длительное время выстраивались по этим двум осям. Несомненно, Бергсон (который, наряду с
Шопенгауэром, был одним из редких
философов, выдвинувших новую концепцию мозга) ввел глубокий преобразующий элемент: теперь мозг стал
лишь промежутком, пустотой, не чем
иным, как пустым интервалом между возбуждением и реакцией. Но какой бы ни была
важность такого открытия, |