ма. Никогда
он не представал нагляднее, нежели у режиссера, предвосхитившего современное кино еще в довоенные годы и в немых фильмах, — у
Одзу: опсигнумы, опустевшие или бессвязные пространства, открываются в сторону натюрмортов как чистой формы времени.
Вместо «моторной ситуации — косвенного представления времени» мы получаем
«опсигнум или сонсигнум - непосредственное представление времени». Но раз чисто оптические и звуковые образы уже не продлеваются в действие, с чем они могут выстраиваться в цепь? Хотелось бы ответить: с образами-воспоминаниями или с образами-грезами. Тем не менее одни из них все еще вписываются в сенсомоторную ситуацию, в которой
довольствуются заполнением интервала, непрерывно его удлиняя и растягивая; в прошлом они улавливают стародавнее настоящее,
и тем самым имеют отношение к эмпирическому потоку времени, хотя и то и дело вводят в него локальные ретроградации (flashback как психологическая память). Другие же,
образы-грезы, скорее затрагивают целое:
сенсомоторную ситуацию они проецируют
до бесконечности, то обеспечивая непрестанную метаморфозу ситуации, то заменяя
действие персонажей движением мира. Но мы тем самым не выходим за пределы косвенной репрезентации, хотя и приближаемся к вратам времени в некоторых
необычайных случаях, относящихся уже к современному кино (к примеру, flashback как откровение времени, совершающего бифуркацию и освобождающегося, у Манкевича,
— или же движение мира как сцепление чистого описания и танца в американской музыкальной комедии). Как бы там ни было,
даже в этих случаях образ-воспоминание или образ-греза - мне-мосигнум или
ониросигнум — преодолеваются: дело здесь в том, что сами по себе эти образы являются виртуальными и выстраиваются в цепь
с актуальным оптическим и звуковым образом (описание), но еще и, в свою очередь, непрестанно и до
бесконечности актуализируются (в том
числе одни в других). А вот для того, чтобы возник образ-время, наоборот, необходимо, чтобы актуальный
образ вступил в отношения с собственным виртуальным образом как таковым;
необходимо, чтобы чистое описание
как отправная точка раздвоилось, «повторилось,
началось снова, совершило бифуркацию или впало л противоречие по отношению к самому себе». Необходимо, чтобы сформировался
двугранный образ, — одновременно и взаимный, и актуальный, и виртуальный.
Теперь мы находимся уже не в ситуации соотношения
актуального образа с другими виртуальными образами (воспоминаниями или
грезами), которые с этих пор, в свою очередь, актуализуются, что все еще можно назвать выстраиванием в цепь. Мы попали
в ситуацию, когда имеется и актуальный образ, и его собственный виртуальный образ, в результате чего
получается уже не нанизывание в одну цепь реального вместе с
воображаемым, но неразличи- |