В последнем своем романе «Игра в бисер» (1943), вышедшем в Швейцарии во время войны, Г. попытался дать грандиозную утопию на все ту же тему противостояния духа и жизни, вернее — созерцательной, интеллектуальной жизни и ее антипода — активной мирской жизни. Действие книги перенесено в XXIII век, когда о XX веке помнят лишь как о «фельетонной эпохе». Для занятий интеллектуальной деятельностью в Европе выделена целая провинция Касталия, обитатели которой заняты «игрой в бисер» — игрой со всеми духовными ценностями, накопленными прошлой историей.

В имени главного героя, магистра игры Кнехта (Knecht — слуга — нем.) нетрудно увидеть полемику с именем героя воспитательного романа немецкой литературы — дилогии о Вильгельме Мейстере (Meister — хозяин — нем.). Главному герою противостоит посетитель Касталии по имени Де Синьори (De Signori — букв. — «из господ» — итал.) Сама игра в бисер, подробно описанная во введении к биографии главного героя, отдаленно напоминает компьютерные игры, которых, разумеется, еще не было в 1943 г. Характерно, что в Касталии только играют ценностями прошлых культур, не пытаясь создать новых ценностей, новых произведений. Это невольно напоминает современный постмодернизм, лишь пародирующий приемы и темы искусства других эпох.

Мировоззрение Г. сложилось под сильнейшим влиянием, с одной стороны, немецких романтиков (Новалиса, Гофмана, Эйхендорфа), с другой стороны — философии Ницше и Шопенгауэра и, наконец, восточной философии Китая и Индии — с третьей. Вот как охарактеризовал и обозначил свои истоки сам писатель в одном из писем 1923 г.: «Я полагаю, что некоторые изречения Нового Завета наряду с афоризмами Лао Цзы, Будды и Упанишад содержат в концентрированной форме самое истинное и живое, что когда-либо было продумано и сказано на земле. Однако христианский путь к Богу оказался для меня закрытым из-за слишком строгого воспитания, из-за мелочных и нелепых распрей богословов, скуки пустынных церковных зданий и т. д. Я стал искать Бога на других путях и вскоре обрел индийского творца, который был мне близок уже по родительскому дому, так как мои предки, дед, отец и мать тесно были связаны с Индией, говорили на языках этой страны и т. д. Позже я нашел и китайский путь благодаря Лао Цзы, который стал для меня самым раскрепощающим переживанием. Конечно, меня интересовали и современные попытки освоить эти проблемы — Ницше, Толстой, Достоевский, но все-таки самое глубокое я нашел в Упанишадах, у Будды, Конфуция и Лао Дзы».

По грустной иронии судьбы, вскоре после смерти Г. в Европе, США и Японии начался «настоящий гессевский бум». Молодежь конца 60-х — начала 70-х гг. увидела в писателе певца интеллектуального бунта и духовной независимости. Хиппи в США и Японии увлекались дзэн-буддизмом, курили марихуану, одуряли себя ЛСД — все это получало как бы духовное освящение на страницах «Сиддхартхи» и «Степного волка». Эти книги выходят миллионными тиражами. Ресторан в Принстоне (США) получил название «Погребок Демиана», бар в Беркли — «Степной волк», а кафе в Филадельфии — «Магический театр». Впрочем, все это постепенно сошло на нет уже к концу 70-х. Дело в том, что Г. в сущности никогда не был великим писателем, его героям недостает объемности и пластики, сюжет тоже по большей части анемичен, и ценность писателя основана на его уникальном западно-восточном мировоз-