Поставив в центр внимания художника изобразительно-выразительные средства искусства и акцентировав внимание на гедонистически-эстетической функции искусства, И. открывал новые перспективы и возможности перед художественной культурой, которыми она и воспользовалась в полной мере (и даже иногда чрезмерно) в XX столетии.
Лит.: Вентури Л. От Мане до Лотрека. М., 1938; Ревальд Дж. История импрессионизма. Л.-М., 1959; Импрессионизм. Письма
художников. Л., 1969; Sérullaz M. Encyclopédie de l'impressionnisme. P., 1977; Montieret S. L'impressionnisme et son époque. T.
1-3. P., 1978-1980; Kroher E. Impressionismus in der Musik. Leipzig. 1957.
Л.Б.
Инспирация (лат. inspiratio — вдохновение, внушение)
Одна из значимых категорий классической эстетики, означающая чаще всего внешний, более высокий духовный источник творческой деятельности, чем земная эмпирия; обычно — прямое воздействие на художника духовных сил (ангелов, демонов, Духа, Бога), побуждающее его к творчеству. И. занимала видное место в эстетике романтиков. ПОСТ-культура (см.: ПОСТ-) двойственно относится к этому феномену; в целом отрицает его наряду со всем объективно-духовным, а с другой стороны, признает (отчасти) его материалистическую (психофизиологическую, сублимативную — см.: Сублимация) модификацию. Классическое описание И. было дано, в частности, еще Ницше, и оно до сих пор не дает спокойно спать ПОСТ-артистам:
«Есть ли у кого-нибудь в конце девятнадцатого столетия ясное понятие о том, что поэты сильных эпох называли инспирацией? В противном случае я хочу это описать. — При самом малом остатке суеверия действительно трудно защититься от представления, что ты только инкарнация, только рупор, только медиум сверхмощных сил. Понятие откровения в том смысле, что нечто внезапно с несказанной уверенностью и точностью становится видимым, слышимым и до самой глубины потрясает и опрокидывает человека, есть просто описание фактического состояния. Слышишь без поисков; берешь, не спрашивая, кто здесь дает; как молния, вспыхивает мысль, с необходимостью, в форме, не допускающей колебаний, — у меня никогда не было выбора. Восторг, огромное напряжение которого разрешается порою в потоках слез, при котором шаги невольно становятся то бурными, то медленными; частичная невменяемость с предельно ясным сознанием бесчисленного множества тонких дрожаний до самых пальцев ног; глубина счастья, где самое болезненное и самое жестокое действует не как противоречие, но как нечто вытекающее из поставленных условий, как необходимая окраска внутри такого избытка света; инстинкт ритмических отношений, охватывающий далекие пространства форм —
201
продолжительность,
потребность в далеко напряженном ритме,
есть почти мера для силы вдохновения, своего рода возмещение за его давление и
напряжение... Все происходит в высшей степени непроизвольно, но как бы в потоке
чувства свободы, безусловности, силы, божественности... Непроизвольность
образа, символа есть самое замечательное; не имеешь больше понятия о том, что
образ, что сравнение; все приходит как самое близкое, самое правильное, самое
простое выражение. Действительно, кажется, вспоминая слова Заратустры, будто
вещи сами приходят и предлагают себя в символы. («Сюда приходят все вещи,
ластясь к твоей речи и льстя тебе: ибо они хотят скакать верхом на твоей спине.
Верхом на всех символах скачешь ты здесь ко всем истинам. Здесь раскрываются
тебе слова и ларчики слов всякого бытия: здесь всякое бытие хочет стать словом,
всякое становление хочет здесь научиться у тебя говорить».) Это мой опыт инспирации; я не сомневаюсь, что надо вернуться на
тысячелетия назад, чтобы найти кого-нибудь, кто вправе мне сказать: «это и мой
опыт».» ( Ницше
Ф. ЕССЕ HOMO. Как становятся сами собою // Ницше Ф. Соч. в двух томах. Т.
