Тона рецензий на эту городскую феерию с рождест­венским финалом были смешанными. Наиболее злобные критики обсмеяли претензии Гильяма выразить дух насту­пающих 90-х годов с его фальшиво-оптимистичными ценно­стями: Новый Романтизм, Новая Духовность, Новая Просто­та (по контрасту с барочным холодом и цинизмом 80-х). Режиссер, доказавший свою бескомпромиссность в борьбе за мрачный финал "Бразилии", на сей раз проявил даже несколько чрезмерную гибкость. И вполне осознал это: в ответ на присужденную ему Торонтским фестивалем награду "за самый дружественный публике фильм" режиссер отправил телеграмму со словами: "Большое спасибо за то, что вы документировали мое решение продаться".

Только "12 обезьян" (1996), на которых Гильям опять сошелся с "Юниверсалом", стали уже настоящим кассовым хитом. Еще бы: помимо Брэда Питта и Мадлен Стоув, в "Обезьянах" снялся в главной роли сам Брюс уиллис, кото­рый принес в картину то, что Гильям называет "самым пре­красным черепом на свете". Режиссер перед съемками пре­дупредил суперстара: "Если ты будешь работать со мной, ты должен появиться перед камерой неприукрашенным. Ты должен будешь раздеваться догола, ты должен будешь вести себя, как монах, чтобы сыграть эту роль". И суперстар выполнил все требования Гильяма.

"12 обезьян" — еще одна, вослед за "Бразилией", анти­утопия. В терминах дизайна — это мир, утопленный в экс­прессионистских декорациях, погруженный в ржавую, гнилую, пропахшую дерьмом воду. В терминах смысла — это мир, опущенный в ад, разрушенный смертоносным виру­сом. Но в фильмах Гильяма всегда находятся герои, которые не сдаются, которые пытаются спасти красоту и преодолеть распад. И сам режиссер преодолевает возрастающий пес­симизм интеллекта при виде того, куда идет общество, оптимизмом воли, верой в человеческую природу.

"Шизофрения — это проще, чем можно себе предста­вить, — с усмешкой говорит Гильям. — Две взаимоис­ключающие вещи запросто помещаются в моей голове. Одна не отрицает существования другой". Гильям любит порассуждать на эту тему: о безумии нашей fucking пла­неты. Перенаселение, люди дохнут от голода. А что делает при этом половина человечества? Размножается. Или уби­вает Друг друга во славу еще большего гуманизма. Эти сен­тенции режиссер выдает со свирепым сарказмом и сардо­ническим хохотом, со своей знаменитой ухмылкой Чешир­ского кота, со звуками и жестами, которые можно вооб­разить разве что при стычке альбатроса с карликовой собач­кой чихуахуа.

Романтический фантазер и умудренный скептик, Терри Гильям так и просится, чтобы сравнить его с младшим на двадцать лет Люком Бессоном. Не случайно оба — почти одновременно — стали культовыми персонажами в России. Характерно и то, что большинство их фильмов было раз­громлено европейскими критиками. Объединяет двух ре­жиссеров также тяготение к дорогостоящим формам, ин­терес к далекому будущему и средневековому прошлому (Бессон снял сейчас новую версию жизни Жанны д'Арк). Однако на сегодняшний день пути Бессона и Гильяма рас­ходятся все больше и больше.