К реализации этого оксюморона двигалось поколение семидесятников в разных странах. Альмодовар преуспел больше других, как ни странно, потому, что из всех видов масскульта выбрал (а что должен был выбрать испанец?) его самую доморощенную иберийскую разновидность, обреченную на провинциальное прозябание в техницизированном, американизированном и по преимуществу англоязычном мире.

Именно в ней, в рутинной испанской и латиноамерикан­ской мелодраме, он обнаружил жанровое напряжение на грани самоубийства формы. Обнаружил чувственную энергию, спо­собную заново заработать, если даже подключить ее к абсо­лютно другому, не освоенному психологическому устройству. Так Альмодовар делает самый личный свой фильм"3акон желания".

Переизбыток иронии не мешает ему высказаться откро­венно и до конца. Перед нами лишенная феллиниевской теп­лоты и веры в чудесное, но все же исповедь. "8 ¹/₂" эпохи постиндустриального общества, бисексуальной революции и постмодерна.

Это общество глосс, фикций, тотального господства мульти­медиа. Визуальная среда, в которую Альмодовар помещает своих героев, при ближайшем рассмотрении вполне реа­листична и содержит полный перечень объектов унифици­рованного мира. Назовем ключевые: лифты, бары, дискоте­ки, уличные витрины, ванные и туалеты, кухни, рекламные афиши, фотографии, комиксы, журналы и газеты, телефоны, радиоприемники, телевизоры, видеомагнитофоны...

Столь же устойчиво переходит из картины в картину и перечень субъектов. Среди мужчин прежде всего встре­чаются журналисты, писатели, полицейские, врачи, почта­льоны, таксисты. Женщина обычно предстает в роли домаш­ней хозяйки, актрисы, манекенщицы, проститутки или монашки-анархистки (Альмодовар "розового" периода по­зволяет ей также освоить профессии воспитательницы дет­дома, телерепортерши и бульварной писательницы). Особую категорию этого мира составляют трансвеститы и транссексуалы.

Альмодовар — сам гражданин и персонаж этого об­щества, которое стирает видимую границу между Испани­ей и, положим, Скандинавией. Он-то, ни на кого не похожий, и воплощает мозаичный, экстравагантный, эклектичный ха­рактер современной культуры, в которой нет больше непро­ходимых стен. Но он же — и "белая ворона" в этом об­ществе: например, это человек, который не умеет водить машину. Его называют испанским Фассбиндером, и Ханна Шигула на церемонии Приза европейского кино подарила ему кусочек последней — Берлинской стены. В зале среди черных смокингов он был в оранжевой куртке, зеленых штанах и красных башмаках. Каждый втайне хотел бы быть таким — холеным хулиганом, провокатором, великолепным маргиналом, плюющим на этикет.

Это не интеллектуальный эпатаж, как в свое время у Бунюэля. И не саморазрушительный имидж, оплаченный личной трагедией, — как у Фассбиндера. Это карнавальная барочная маска, способ вдохновенной артизации жизни, эстетический вызов ханжеству и двойной морали, которых Альмодовар на дух не переносит. Родившийся в 1949 году, он воспитывался в католическом пансионе, где спасался от тоски рисованием, чтением и просмотрами запрещенных телепередач. В возрасте 12 лет он увидел "Кошку на рас­каленной крыше" Теннесси Уильямса в постановке Ричарда Брука, с Элизабет Тейлор в главной роли. "Я искал Бога и нашел Элизабет", — вспоминает Альмодовар.