Во всех своих фильмах Кен Лоуч обращается
к эмоциональному опыту и чувствам людей, поставленных в ситуацию повседневного
выбора. Режиссер показывает, что от этих рутинных решений зависят не только
личные судьбы, но и то, куда движется человечество. "Земля и свобода" — первая
картина Лоуча, в которой он поворачивается лицом к событиям большой истории.
Гражданскую войну в Испании ("... которая забыта почти, как Троянская
война") он рассматривает как грандиозный европейский миф, "последний
крестовый поход", как стычку всех идеологий XX века — фашизма, коммунизма, социализма,
национализма и анархизма — при слабом противодействии демократии. Сегодня,
когда одни из этих идеологий переживают упадок, а другие опять пытаются
подняться, опыт прошлого высвечивается по-новому. Он вдохновляет Лоуча на
создание романтической легенды об идеалистах-революционерах, объявленных
троцкистами и преданных как Сталиным, так и западными демократиями. Трезвость аналитика принуждает Лоуча
признать, что "социализм в действии", о котором мечтают его герои,
мало чем отличается от фашизма, а все радикальные идеологии ведут к насилию и
предательству. С другой стороны, режиссер оставляет своим героям революцию в
качестве романтической мечты. И здесь, в этой почти классицистской трагедии,
и в своих современных фильмах Лоуч избегает диктуемой их предметом сухости,
предпочитая обратное — избыток сентиментальных эмоций. Политкорректность именно
на это и опирается, пробуждая чувства добрые к маленьким слабым людям. Они
выглядят такими трогательными и симпатичными ровно до тех пор, пока составляют
угнетенное меньшинство. Фестивальный успех картин Лоуча всегда
вызывал кривую усмешку нашей кинопрессы: мол, развели там у себя соцреализм и
дурью маются. А вот если в один прекрасный день кто был никем, вдруг да станет
всем... Памятен один газетный репортаж с Венецианского фестиваля о фильме Лоуча
"Песня Карлы" (1996). Каждая строчка дышала сарказмом в адрес
создателя картины, который имел наглость — или глупость — романтизировать сандинистов.
Репортер строго отчитала Лоуча — кумира западных интеллектуалов от кино — и
заметила, что хорошо ему, сидя в Лондоне, рваться в Никарагуа и воспевать
революцию. А вот пожил бы, да еще в оны годы, в Москве, постоял в очередях,
отмучился на партсобраниях — и, глядишь, бросил бы сии благоглупости. Работы Лоуча действительно напоминают
незабвенные образцы советских фильмов на "военно-патриотическую",
"производственную" или "морально-этическую" тему. С той
разницей, что Лоуч не стоит на учете в райкоме партии, что сделаны эти фильмы
не по заказу и не по канону, а проникнуты личной убежденностью. Что играют в
них потрясающие актеры, нередко непрофессиональные, во всем блеске британской
школы. Что ренессанс социального кино стал естественной реакцией на засилие
маньеризма. |