В финале герой картины садится на корабль
и покидает Нью-Йорк, чья ностальгическая панорама застывает в вендерсовско-антониониевской
заторможенной перспективе. Тоже не мудрено: Джармуш стажировался в Парижской
синематеке, работал ассистентом у Вендерса и его американского кумира Николаса
Рэя. Вендерс в это время снимал "Положение вещей", у него остался
неиспользованный запас пленки, и Джармуш снял на ней короткометражный этюд
"Новый мир", впоследствии расширенный до полнометражной картины. Именно эта картина — "Страннее
рая" (1984) — принесла тридцатилетнему Джармушу европейскую славу,
"Золотую камеру" в Канне и "Золотого леопарда" в Локарно.
Действие этой грустной современной сказки начинается в Нижнем Манхэттене, но
довольно быстро выруливает на большую дорогу и превращается в road. movie (жанр, к тому времени перекочевавший в
Европу и едва ли не монополизированный тем же Вендерсом). "Вне
закона" (1986) и "Таинственный поезд" (1989) вообще
разворачиваются на мифическом Юге Соединенных Штатов. Тем не менее есть все
основания говорить об отличительно нью-йоркском характере и почерке режиссера.
Он проявляется в настойчиво культивируемой точке зрения горожанина-иммигранта,
в пристрастии к урбанистическим пейзажам, в поэзии случайных уличных встреч,
в том вкусе, который питает Джармуш к чудесам и тайнам большого города. Со временем выясняется, что этот город
может быть не обязательно Нью-Йорком. Финал "Вечных каникул", где на
место покидающего город героя прибывает такой же провинциальный мечтатель,
иммигрант из Франции, оказался пророческим. Успех фильмов Джармуша в Европе
заставил самого режиссера все чаще и все дальше удаляться от Нью-Йорка, обзаводиться
контактами и привязанностями в других городах. К моменту, когда возник
замысел фильма "Ночь на земле" (1992), Джармуш уже был своего
рода гуру для целой плеяды кинематографистов обоих полушарий. От этой картины, состоящей из пяти
новелл, может даже возникнуть впечатление некоторого космизма. Вначале мы
видим, как вращается земной шар, а связками между новеллами служит крупный план
часов, которые синхронизируют время по часовым поясам. Когда в Лос-Анджелесе
семь вечера, в Нью-Йорке уже отбивает десять, ночной Париж и Рим еще догуливают
свое в четыре утра, а в Хельсинки уже пять, и пора начинать новый трудный день.
Географически рассредоточенное единство времени дополняется столь же модернизированным
единством места: «этим местом» оказывается в каждом городе вечернее или
ночное такси. Однако Джармуш счастливо избежал ловушки,
в которую попался его учитель Вендерс, в то же самое время снявший
интеллектуальную «глобалку» под названием "До самого конца света".
Вероятно, получив мощную прививку от голливудской гигантомании, Джармуш
остается и в этой, не лучшей своей работе минималистом и мастером миниатюры. |