Беспрецедентный опыт с "Фицкарральдо" вошел в исто­рию современной культуры, постулирующей подмену собы­тия его инсценировкой. Об этих и других съемках Херцога снят чуть ли не десяток документальных лент, сложены легенды. Одна из них гласит, что режиссер спас, закрыл своим телом загоревшегося лилипута. А после еще одного инцидента дал обет в случае благополучного завершения съемок прыгнуть перед камерой на кактус высотой в семь футов. И он сделал это — защитив глаза мотоциклетными очками, разбежался и прыгнул, пронзив свое тело колюч­ками, от которых потом не мог отойти полгода.

В другой раз, узнав, что в Париже тяжело заболела Лот­та Эйснер, высоко чтимая Херцогом историк кино, он дви­нулся к ней пешим ходом из Мюнхена — "в твердом убеж­дении, что, если я буду идти пешком, она выживет. Кроме того, я хотел побыть наедине с самим собой". Это "хождение во льдах" (так Херцог озаглавил изданный позднее дневник путешествий) — не показуха и не прихоть. Оно органически вытекает из мироощущения режиссера и его художествен­ного метода. Никогда не учившийся в киношколах, Херцог подумывает о том, чтобы открыть собственную: поступать в нее смогут только те, кто доберется до Мюнхена хоть из Киева пешком и предъявит доказательства проделанного пути. А добывать деньги на съемки студенты должны будут тя­желым физическим трудом — например, на скотобойне.

Гигантомания массовых сцен на натуре — вовсе не само­цель творческих усилий Херцога: им движет не постано­вочный, а духовный перфекционизм, связанный прежде всего с романтической традицией. Промежуточное звено здесь — экспрессионизм. И вполне естественно, что немца Херцога быстро прописали по этому ведомству — еще со времен "Каспара Хаузера", посвященного Лотте Эйснер, и после­довавшего за ним "хождения во льдах". Эйснер, последняя из живых свидетелей и летописцев расцвета экспрес­сионизма, удостоверяла легитимность его наследника и правопреемника — нового немецкого кино, в котором Херцог слыл одной из главных фигур. Впечатление укре­пилось, когда он снял "Носферату — призрак ночи" (1978) — римейк классического фильма Мурнау.

Однако в последние годы Херцог или вообще отрицает свою связь с экспрессионизмом, или ставит культурные влия­ния всей новой эпохи неизмеримо ниже того, что дали ему Грюневальд, Босх и музыка позднего Средневековья: "Вот это — мое время". Херцог ощущает себя ближе не к современным художникам, а к старым ремесленникам, лишенным рефлексий и болезненного тщеславия. Были случаи, когда он не хотел выпускать уже готовый фильм, предпочитая сохранить его для себя. Он пропагандировал концерт Бруно С., по-дилетантски игравшего Моцарта, как культурное событие года: "само это возбуждение, эта буря в сознании и есть культура".