Столь же полярно разведены в картине мужской и жен­ский пол. Они практически не соприкасаются и живут каж­дый своими маниями. Это и есть "увлеченья' — у кого такие, у кого сякие. Кто охотится с фотоаппаратом за кен­таврами, якобы обитающими в заповеднике Аскания-Нова. Кто плетет бесконечные интриги перед скачками, тасуя колоду заветных имен — Перстень, Гарольд, Зяблик, Мушкет... Ко всем этим "странностям любви" Муратова относится снисходительно и отчужденно. Все они прокручиваются по энному кругу и что-то напоминают из прошлого, из ее собственного кинематографа. Однако то, что когда-то было трагедией (или "провинциальной мелодрамой"), нынче воз­вращается в виде абсурдной комедии, лишь слегка озада­ченной язвительной и меланхоличной улыбкой инобытия.

Даже знаменитая сцена с обреченными собаками, став­шая апофеозом "Астенического синдрома", находит в "Увле­ченьях" свой парафраз. Только теперь собаки вместе с кошками заперты не в предсмертной клетке, а в ловушке цирковой арены, дрессировщица же с подозрительной на­стойчивостью повторяет, что она их не бьет. Кстати, прием проговаривания одних и тех же реплик — вдвойне назой­ливый от специфически колоритного южного прононса — становится частью звуковой партитуры, заложенной режис­сером в эту музыкальную шкатулку.

Это фильм легкий и вполне невинный. Он почти целиком вырос из той "жовиальной" и "оптимистичной" Муратовой, которая даже в "Синдроме" дала о себе знать фигурой толстой школьной завучихи, столь органичной в своем одно­клеточном естестве, что невозможно ею не любоваться. (Недаром сыгравшая ее Александра Свенская появляется в "Увлеченьях' в образе феллиниевской клоунессы.)

В "Милиционере" есть подкупающее лукавство: в муках рожденный во французской копродукции, он опирается на традицию русского авангарда, на образы Петрова-Водкина. Сочетание примитивизма и изысканности в поздних фильмах сбивает с толку западных поклонников ранней Муратовой, некогда плененных стилистическим единством "Долгих про­водов . Ее усугубляющийся маньеризм лишен всем понят­ного культурного кода, но именно благодаря этому Му­ратова сохраняет себя и как "проклятый поэт", и как про­винциальное "культурное меньшинство".

В свое время Муратова говорила, что не видит принци­пиального различия между проблемами того или иного общества. Только "у них" — в отличие от "нас" — скелет задрапирован красивыми одеждами. Их отсутствие не поме­шало Муратовой, единственной в своем режиссерском поколении, достойно пережить смену времен, поражая окружающих неукротимым творческим духом и анархизмом несколько балканского толка.